Мы с вами – почти все – поколение пересечённых пуповин. Никто не знает, для каких войн нас готовили. Никто не знает, чего ради этого нас лишили и какими мы могли бы стать.

Но сегодня у нас есть всё, чтобы наши дети были счастливее нас.

И мы не имеем права позволять кому-то отнимать у них эту возможность.

Глава 19

Сочинский волейболист и новосибирский очкарик

Когда я закончила седьмой класс, мама взяла меня с собой в отпуск, в Сочи. Мы снимали какой-то чуть ли не сарайчик, с трудом находили места на забитом телами отдыхающих пляже, под палящим солнцем выстаивали огромные очереди в столовые – такой вот стандартный советский отдых «на морях». Но другого мы не знали, всё это казалось нормальным, а уж степень моего персонального счастья тем более сложно представить: я с мамой! рядом! круглосуточно! Да хоть на Северный полюс…

Я познакомилась там с местным пареньком – высоким плечистым красавцем-волейболистом. Он стал за мной ухаживать, мы гуляли под ручку. Тогда я впервые в жизни поцеловалась по-настоящему. Его звали Андрей, а фамилия – Звягинцев. После того как мамин отпуск закончился и я вернулась к бабушке, мы с ним даже переписывались, обменялись несколькими посланиями. А потом всё заглохло: обычное подростковое увлечение, прекрасное именно своей краткостью и несерьёзностью. Но имя и фамилия запомнились.

Поступив в ГИТИС, я с жадностью и удивлением стала впитывать царящую там атмосферу весёлого творчества и вольного полёта мысли. Интересные, умные люди: забавные, оригинальные, сногсшибательно красивые или красивые своей некрасивостью.

И все они постоянно рассуждали о таланте – он являлся главной разменной единицей, тем, чем нужно гордиться. Юноша мог иметь самую нелепую наружность, девушка быть совсем не красавицей – но, если они обладали яркой харизмой, талантом, на внешность уже никто не обращал внимания. Главное – насколько ты оригинален, уникален, неповторим! Если человек талантлив, ему прощалось всё остальное.

Меня закружило в калейдоскопе впечатлений и событий.

На первом курсе мы поехали «на картошку», но пробыла я там недолго.

Плодоовощную продукцию собирали первые и вторые курсы. Парни со второго – уже все такие из себя артисты, деловые, важные – поголовно курили. Впрочем, и девушки тогда почти все курили. Артисты же! Стильно, модно, по-взрослому: такой вот шик советских времён.

И мне сказали, что надо курить – потому что круто. А мой организм категорически, на уровне инстинкта самосохранения, к курению не приспособлен. Пробовала, конечно (как и все, наверное): после нескольких затяжек натурально падаю в обморок. Попыталась и тогда, а вдруг получится? Затяжка, вторая – отрубилась. Все страшно перепугались и, сочтя меня совсем чахлой, отправили обратно в Москву. Но со второкурсниками перезнакомиться я успела.

И как-то на волне всеобщего интереса и жадной зависти к таланту пристала к парню с курса на год старше – кто у них самый талантливый? Мне ответили:

– Самый талантливый у нас Андрюха Звягинцев!

– Да ты что?! – говорю, – я же его знаю!

Думаю: вот это да, тот самый красавец-волейболист…

– Он такой высокий? – спрашиваю, – из Сочи, да?

– Нет, такой совсем не очень, из Новосибирска!

Через какое-то время я снова столкнулась в институтском коридоре с тем парнем:

– Привет! Познакомься, это мой лучший друг Андрей, ты про него спрашивала.

Смотрю на него – и сразу всё нравится. Такой интеллигентный, действительно невысокий, с умным взглядом и приятным голосом. Поболтали, а на следующий день вместе пошли на обед в столовую МГУ. Сидим за столиком, он очень внимательно смотрит, как я орудую ложкой:

– Мне так нравится, как ты ешь…

Смущаюсь.

На третий день знакомства мы взяли друг друга за руки – и замерли. Стало понятно – склеило. Напрочь, намертво. Долго молчали, как будто время остановилось.

Потом Андрей тихо спросил:

– Когда с тобой это случилось?

– Не знаю…

– Приедешь ко мне в гости?

– Да, приеду.

Он жил с другом Юрой, тоже из Новосибирска.

– Мы снимаем жильё вместе. Приезжай, я пойду спать на Юркино место – он уедет, – а ты будешь спать на моём.

Почему-то сразу представилась двухкомнатная, «благородная» квартира в сталинском доме с высокими потолками и рассохшимся, уютно поскрипывающим паркетом. В одной комнате живёт замечательный Андрей, в другой – замечательный Юра. Я приеду, мы будем долго разговаривать, пить чай на просторной кухне за круглым столом, а потом разойдёмся по разным комнатам и уснём – в тишине и покое старого дома. О дальнейшем как-то не думалось.

И через неделю после нашего знакомства я отправилась к Андрею в гости.

Весьма, мягко говоря, отдалённая окраина Москвы. Спальный район, густо утыканный стандартными блочными многоэтажками поры брежневского застоя – похлеще пресловутых хрущёвок. Оказалось, что они снимают совсем маленькую, от силы десятиметровую комнату, а в соседней комнате живёт хозяйка квартиры. Низкие, давящие потолки, стискивающие плечи коридоры, всё крошечное: ей-богу, будто для гномов строили… Засаленные стены, закопчённые – словно квартира отапливается печкой-буржуйкой – потолки.

В комнате еле помещалась полутораспальная кровать с обгрызенными неведомым чудищем ножками и продавленным матрасом, на которой Андрей с Юрой спали рядом. Письменный стол, маленький шкаф – и всё. Стены оклеены грязными, подранными обоями. Место Юры оказалось с краю, место Андрея – у стенки. Он пошёл в душ, а я сидела в этой убогой конуре и в ужасе думала: господи, куда я припёрлась…

Но потом вернулся Андрей. С которым казалось невозможным наговориться. Который уже тогда, в молодости, был бесконечно умным. Начитанным, образованным, потрясающе много знающим про кино, театр, литературу и прочие искусства. Он приехал покорять Москву интеллектуально сложившимся человеком, с чётким направлением и пониманием, чем станет заниматься, что искать, чем гореть и жить. И вся окружавшая бытовая убогость уже не имела никакого значения…

Мы практически не разлучались, всё время проводили вместе. Это было любовью – молодой, сильной, яркой. Когда Андрей говорил, я буквально смотрела ему в рот. Конечно, я тоже не выглядела дурочкой с переулочка, но уровень интеллектуального развития Андрея находился намного выше моего. Он читал мне, рассказывал, давал книги.

Сейчас уже мало кто помнит, какими сложными путями тогда добывались хорошие книги. Да и книг-то нынче мало читают – способы и виды получения информации кардинально изменились…

Книжные магазины в ту пору стояли забитыми сплошной партийной литературой и унылыми опусами живописателей социалистического реализма. Настоящие книги можно было найти в отделах обмена при некоторых магазинах: одни дефицитные издания обменивали на другие.

Но для подавляющего большинства читателей предметом