Но вот пришел день, когда на горизонте показались паруса коча.

Ночь перед этим выдалась бессонной. Ближе к утру лошади подняли переполох — начали ржать и бить копытами. Коновязь была рядом с избой — напротив входа, и когда Вышеня с Истомой, похватав оружие, выскочили наружу, то едва не столкнулись с… медведем. Хорошо, что это был пестун — молодой зверь. Он испугался больше, чем люди, заорал по-медвежьи и с такой прытью рванул в лесную чащу, что хруст валежника был еще долго слышен. А Истома и Вышеня, возвратившись в избу, хохотали до колик в животе, потешаясь и над незадачливым воришкой, и над своим страхом. В общем, ни о каком сне речь уже не шла, и они стали готовить завтрак…

Корабль пришвартовался очень точно, что говорило о сноровке кормчего. Истома поймал чалку и быстро закрепил ее, привязав к кольцу. Матросы бросили сходни, и на причал сошел высокий черноволосый муж. Он был одет в русскую одежду, но та сидела на нем не очень ловко, будто с непривычки.

— Приветствую вас, мессир! — Истома поклонился. — А мы уж заждались.

— Голубь принес мне весть. Мы ждали вас, но вы прибыли не вовремя, — ответил черноволосый и острым взором, как мечом, полоснул по Вышене. — Ты бы язык-то придержал, — он говорил с едва заметным иноземным акцентом.

«Кто этот человек?» — с удивлением подумал Вышеня. Отец никогда не рассказывал о нем. Он не был похож ни на вепса, ни на корела, разве что немного смахивал на свея[37]. И то больше мощной статью, нежели внешним обликом.

— Это свой человек, сын нашего общего милостивца, боярина Остафия Дворянинца, — успокоил черноволосого Истома. — Вышеней кличут.

Взгляд «мессира», как назвал его Истома, потеплел, он улыбнулся, поклонился Вышене и сказал:

— Милости прошу, боярин, в наши суровые края…

Вскоре на причале закипела работа — матросы перетаскивали на борт вяленую рыбу и лосиное мясо. Мессир был очень доволен таким неожиданным прибытком, а когда ему преподнесли в подарок шкуру, которая уже успела подсохнуть, и огромные лосиные рога, он и вовсе растаял.

Погрузились быстро (на палубу перетащили и коней; сделать это было нелегко), и вскоре корабль уже бороздил прозрачные воды Онежского озера.

Вышеня с большим интересом осматривал судно. Оно было похоже на коч, но не совсем. Коч был приспособлен как для плавания по битому льду, так и для волока. У него была «коца» — вторая обшивка корпуса, предохранявшая основную обшивку от ледовых повреждений. Обычно ее делали из прочных дубовых или лиственных досок. Еще одной особенностью коча был корпус, по форме напоминающий скорлупу ореха. Когда судно застревало во льдах, его не сжимало, а просто выдавливало на поверхность, и оно могло дрейфовать вместе со льдами.

Этот корабль не имел ледовой обшивки, он был длиннее, чем коч, и у́же, а вместо кормового весла у него стоял руль с пером. Одна мачта несла прямой парус, а вторая — на носу — косой. Благодаря этому корабль был более маневренным, чем коч. На корме строители корабля оборудовали площадку с перилами для стрелков. Судя по тому, что команда была хорошо вооружена, «мессир» опасался нападения. Но кто мог напасть на судно, да еще такое, в мирном Онего?

Вышеня знал, что по озеру пролегал путь новгородских купцов на Восток, за Северную Двину. Но те были людьми мирными, а ушкуйники озорничали совсем в других местах, сюда заглядывали редко. И то — что возьмешь с охотника-промысловика? Сотню-другую беличьих шкурок и рваные портки. Да и попробуй найди охотника в лесах. Может, свеи? Или Тевтонский орден? Ну, это вряд ли. Сюда им дорожка заказана, потому что на их пути всегда вставали корелы а потом подтягивались новгородцы, и враг уходил в свои веси несолоно хлебавши.

Корабль шел ходко и вскоре оказался в шхерах — целом лабиринте островов, — и больших, и малых, и совсем крохотных. Здесь он и показал, что значит косой парус. Опытный кормчий вел судно «змейкой» — ловко лавируя среди каменных громад. Временами торчавшие из воды глыбы едва не касались бортов, но узкий проход всегда оставался позади, и неповрежденное судно продолжало свой путь к погосту, где Вышене предстояло провести какое-то время, пока в Новгороде не утихнут страсти из-за нападения на ганзейских купцов. Он был уверен, что отец все уладит, а потому смотрел на свое путешествие как на интересное приключение со счастливым концом в недалеком будущем.

Большой остров, казалось, вынырнул из озерных глубин — ярко-зеленый, словно дорогой смарагд.

Корабль мягко причалил, загремели сходни, и Вышеня с невольным трепетом в душе ступил на дубовые доски пристани. Чуть поодаль целая стайка лодок пританцовывала на мелкой волне, еще дальше высился остов небольшого судна, над которым трудилась артель плотников. На берегу стояло несколько добротно срубленных амбаров, а на возвышенности, куда вела вымощенная камнем дорога, мрачно темнела изгородь с воротами, башнями и бойницами.

Удивленный, озадаченный Вышеня вошел в ворота и, пораженный, застыл. Он ожидал увидеть плохонькие крестьянские избы, крытые тесом, как это обычно бывает на погостах, а перед ним возвышались двух— и трехэтажные дома на каменных фундаментах с окнами, где блестели прозрачные слюдяные пластинки. Дома окружали площадь, в дальнем конце которой высилась кирха, — точь-в-точь как на Ганзейском дворе, только меньших размеров. На площади играли дети, хозяйки развешивали белье для просушки, а в кабаке, под навесом, сидели степенные старики и пили пиво. Разговаривали они на каком-то странном языке, отдаленно напоминающим французский!

Вышеня беспомощно оглянулся и встретил взгляд Истомы. Холоп осклабился, подмигнул юноше и сказал:

— Не смущайся, боярин. Ты здесь и не такое узришь. Сейчас тебя будут определять на постой, а я пока пивком побалуюсь. У них тут пиво лучше, чем на Ганзейском дворе. Не такое густое и покрепче.

У кого это — «у них», хотел спросить Вышеня, но тут подошел «мессир».

— Позволь, боярин, представить тебе нашего брата, который будет тебе весьма полезен во время пребывания у нас, — молвил он с приятной улыбкой и показал на человека в черном одеянии, стоявшего несколько поодаль.

Вышеня посмотрел в ту сторону и в радостном удивлении воскликнул:

— Мсье Адемар?! Вы ли это?

Это был его учитель и наставник, неожиданно исчезнувший из Новгорода.

— Я, мой мальчик, я… — Видно было, что мсье Адемар тоже рад встрече.

— Ну, вы тут беседуйте, а у меня дела… — «мессир» удалился.

— Все расспросы потом! — предупредил Вышеню мсье Адемар. — А пока следуй за мной, — он направился к длинному двухэтажному строению с балкончиками и по скрипучей лестнице поднялся на второй этаж, — Здесь ты будешь жить, — сказал мсье Адемар, когда они прошли по длинному коридору в самый конец.

Наставник отворил крепкую дубовую дверь, и Вышеня оказался в просторном светлом помещении без излишеств. Кровать представляла собой массивную раму на ножках с натянутыми поперек ремнями, на которых лежал сенник, прикрытый тканью, а поверх было брошено одеяло из беличьих шкурок. Стол и два табурета, в углу — католическое распятие, над столом — полки, где теснились книги и пергаментные свитки, — вот и все убранство.