– В меню написано «без аджиномото», – нахмурившись, произнесла она, – а этот бренд использует аджиномото.

– Аджиномото? – переспросил я.

– Глутамат натрия. Чертов нейротоксин.

Голос Лайлы повысился, не очень сильно, но в нем звучало столько отвращения, что люди, стоящие в очереди позади нас, умолкли. Я вдруг понял, что сейчас стану свидетелем чудовищной вспышки гнева.

– Лайла…

– В меню написано «без аджиномото», – бесцветным голосом произнесла женщина средних лет, стоявшая за стойкой, – но небольшое количество может присутствовать в некоторых ингредиентах. Если у вас аллергия, я могу их исключить.

Лайла взяла меню со стойки, порывисто его развернула и хлопнула им перед женщиной.

– Без аджиномото, – громко прочла Лайла. – Вам надо либо изменить меню, либо перепечатать его.

– Успокойся, Лайла. – Я слегка потянул ее за руку. – Оставь это.

– Исследования постоянно подтверждают, что глутамат натрия – яд для человека. Он обладает кумулятивным действием и может привести к поражению головного мозга. А еще глутамат натрия часто вызывает аллергию. Вы не имеете права добавлять его в пищу и не сообщать об этом людям. – Лайла перевела дух, немного успокоилась, но явно собиралась просвещать женщину дальше. – Вы понимаете, насколько это серьезно?

Женщина за стойкой переубежденной не казалась.

– Леди! Вы будете заказывать лапшу или нет?

– Блин! Нет! Я сюда и через миллион лет не приду. И если я зайду сюда через неделю и увижу, что меню не перепечатали или не заменили еду, я позвоню в соответствующие органы власти.

Позади нас началось движение. Я оглянулся: несколько человек, прежде стоявших в очереди, направились к выходу. Те, кто еще не ушел, с интересом смотрели на Лайлу. Некоторые тихо переговаривались. Женщина за стойкой тоже это заметила. Она нервно махнула рукой по направлению к входной двери.

– Думаю, вам надо уйти, или я вызову полицию.

Лайла приподняла брови, глядя на женщину. Прежде чем она вновь открыла рот, я дернул ее за руку.

– Лайла! Давай уйдем, прошу тебя!

Она повернулась ко мне, вздохнула и отошла от стойки.

Уже снаружи она выплеснула на меня свое раздражение:

– Нельзя легко относиться к пищевым консервантам. Я проверила меню по интернету, прежде чем мы сюда пошли. Я знаю: она не права.

– Ну, мы не будем здесь ужинать. Зачем устраивать такой грандиозный скандал?

Мне не казалось, что Лайла по-настоящему разгневана, но она прямо-таки вибрировала от нервного раздражения.

– Каллум! Это незаконно. Нельзя давать неправильные данные о пище. Почему ты не понимаешь, что меня так расстроило? Сегодня она подмешивает в еду глутамат натрия, а завтра может подбросить кусочек радиоактивного стержня.

Я поднял руки вверх, поняв, что она по-настоящему в ярости и этот спор мне ни за что не выиграть.

– Давай лучше отправимся в пиццерию. Или пойдем домой, и я… накормлю тебя.

Я колебался. Учитывая ее строгую диету и мои ограниченные кулинарные способности, я на самом деле страшился подобной возможности. Лайла вопросительно приподняла брови.

– Соевый смузи? – предложил я.

На ее лице возникла легкая улыбка. Лайла неохотно взяла меня под локоть. Мы зашагали вниз по Корсо.

– Для меня на самом деле важно не употреблять глутамат натрия. Извини, что сорвалась. Я ненавижу людей, которые недооценивают всю серьезность этого.

– Хорошо, Лайла. Я понял.

На самом деле я не особенно понимал, в чем тут дело, но лично для меня хватало и того, что Лайла боится глутамата натрия, словно черта.

– Тут дальше по Корсо есть еще одна лапшичная, – сказала она. – Я и там могу поесть. Согласен?

– Конечно.

Я ощутил облегчение от того, что Лайла начала успокаиваться. Сердитая Лайла была силой, с которой приходилось считаться. Мы направились в другую лапшичную и сделали заказ.

Лайла глубоко вздохнула и посмотрела на меня.

– Тебя это поставило в неудобное положение?

– Ну, ты едва не оторвала голову той официантке за стойкой, отпугнула половину посетителей, – поморщившись, рассмеялся я. – А так, с чего бы мне чувствовать себя в неудобном положении?

Она чуть вздрогнула.

– Я не скандалистка.

– Вижу, – приподняв брови, произнес я.

– Серьезно, – настаивала Лайла, – но в мире есть кое-что, за что следует бороться. Я на самом деле верю в то, что следует маркировать вредные добавки. Я избегаю глутамата натрия из принципа, но некоторые люди сверхчувствительны к нему. Есть причина, почему ввели эти правила. Они берегут человеческую жизнь.

– Ты на самом деле собираешься вернуться в то заведение и проверить, послушались ли они тебя?

– Разумеется. Это мой долг.

– Но это же не твоя проблема.

– Почему не моя проблема? Я же знаю об этом!

– Ты не обязана решать все проблемы мира, о которых знаешь.

Подобная мысль казалась мне просто смехотворной.

– Именно такое отношение к жизни и является одной из проблем современного мира, – нахмурилась она. – Здесь на карту поставлено человеческое здоровье. Все, что мне нужно сделать, это еще раз прийти туда и сделать один телефонный звонок. Разве это трудно?

– Если ты смотришь на это под таким углом, то да, но при обычных обстоятельствах… Если честно, я бы не взглянул, что там написано в меню насчет глутамата натрия, а если бы заметил несоответствие, то мне бы в голову не пришло, что я могу или должен по этому поводу что-то делать.

– Ты и правда предлагаешь мне сидеть сложа руки?

Слава богу, в ее голосе не было негодования, только растерянность, возможно, даже немного обиды. Мы сидели на стульях для ожидающих своей очереди. Ее рука лежала на подлокотнике подле моей. Я приподнял ладонь и положил сверху, переплетая наши пальцы.

– Я этого не говорил. Если уж на то пошло, я не считаю, что вправе диктовать тебе, что следует или не следует делать.

Я притворился испуганным собственной смелостью. Лайла окинула меня таким взглядом, что я понял: она не в настроении шутить.

– Я не знаю, – признался я. – Что ты считаешь пределом, достойным твоего вмешательства? Нам в Мэнли нужно больше велосипедных дорожек. В прошлом году я едва не сбил двух велосипедистов. Мне кажется, кто-то должен этим заняться. Думаешь, я обязан лоббировать этот вопрос в муниципальном совете? Что мне делать, когда я вижу по телевизору передачи о голодающих детях? Я знаю о проблеме. Очевидно, мне надо пожертвовать деньги, но я не знаю, когда мне следует остановиться. Следует ли мне отдавать до тех пор, пока я не стану банкротом? Человек не в состоянии выиграть все битвы в мире.