Брукс одобрительно хмыкнул и потянул из-за пояса нож:

– Умеешь, парень! Ну, теперь прикончи его… В глаз, в левый! Проткни ему мозги!

– Нет.

– Нет?

– Нет, сэр!

Лицо капитана побагровело.

– Любишь испанцев, выродок? – прошипел он.

– Только не тех, что палят в меня из пушек, – уточнил Серов.

– Тогда почему бы тебе его не зарезать?

– Я не убиваю беспомощных и безоружных, сэр. Нож в руке капитана сверкнул зловещим алым отблеском. Серов отодвинулся на шаг, стискивая рукоять шпаги. Как и намеченная жертва, он был сейчас бледен и, вероятно, испуган, но переломить себя не мог. Ему случалось убивать – и в том, и уже в этом мире тянулся за ним кровавый след, как за любым солдатом, который повинуется приказу и убивает врага. Убивает, чтобы защитить свою или чужую жизнь, и в том его отличие от киллера, от палача или грабителя. Ни к одной из этих категорий Серов не относился, и мысль о том, чтобы убить не ради мести, не по призыву долга, не в бою, а так, для развлечения, казалась ему дикой.

Тяжкое молчание повисло среди пиратских главарей. Густые брови Джозефа Брукса сошлись у переносицы, нож подрагивал в его руке. Росано с тоскливым видом уставился в землю, Пил презрительно усмехался, ван Мандер и Тегг переглянулись с недоумением. Потом бомбардир вытащил из-за пазухи пистолет, взвел курок и прицелился в лоб Серову.

– Упрямый сукин сын! Но мозги кому-то нужно вышибить… Что скажешь, Джо?

– Отставить, Сэмми, – негромко произнес Брукс и сунул нож за пояс. – Пока отставить. Клянусь Иисусом, с этим делом надо разобраться. А крысу… Крысу можешь продырявить.

Грохнул выстрел, и испанец обвис в веревках с пробитой головой.

– Хейнар, Олаф! – крикнул капитан. – Труп закопать, а этого… – Он окинул Серова хмурым взглядом, будто прикидывая, не поставить ли его на место испанца, потом пробурчал: – Этого пока не трогать. Пил, я велел последить за ним. И как он тебе?

Помощник холодно усмехнулся и пожал плечами:

– Двоих прикончил, хотя не слишком рвался в драку.

– Откуда у него клинок?

– Взят с боя у лейтенанта мушкетеров. Француз башку ему проломил. Законная добыча, сэр.

– И хорошая, сожри меня кайман! – добавил голландец-шкипер. – Отличная добыча! Потянет дукатов на сто пятьдесят.

Внезапно Садлер, пыхтевший над книгой, отшвырнул перо, грохнул кулаком по столу и вцепился в волосы левой рукой.

– Дукаты, чертовы дукаты! – выкрикнул он. – Серебра взяли на триста двенадцать английских фунтов с четвертью, а фунт у нас восемнадцать песо – это сколько же будет? Табак в реалах, четырнадцать тысяч двести, испанец сказал, сахара на шестьсот дукатов, а бобов какао – на девятьсот… – Схватив бутылку, казначей сделал несколько глотков и заорал снова: – Проклятые испанцы, псы помойные, блохастые гады! Проклятье на мою голову! Или в дукаты все пересчитывать, или в песо, или в реалы…[18]Так мы на этой куче вонючего песка месяц просидим!

Капитан хмыкнул и, успокоившись, забыв на время о Серове, стал чесать под мышкой. Затем сказал:

– Ты ведь знаешь, Томас, что мы с Теггом тебе не помощники, так что добычу оценишь, как всегда, с ван Мандером, а Пил и лекарь проверят. Они у нас джентльмены, всем наукам обучены.

– Не тем наукам, сэр, – пробурчал помощник, выдвинул шпагу на треть и с лязгом загнал ее обратно в ножны. – Но проверю! У настоящего джентльмена пенс между пальцев не проскочит! – Он бросил взгляд на сундучки с серебряными слитками. – Все правильно, триста двенадцать фунтов с четвертью, взвешивали утром с Садлером. А в песо это сколько будет? Сколько, Томас?

Казначей страдальчески сморщил лоб и задумался. Думал он долго, будто поднимая непомерную тяжесть, все три сундука, набитых серебром.

Фунт – восемнадцать песо, вспомнил Серов и подсказал:

– Пять тысяч шестьсот двадцать с половиной.

Вожаки пиратов в изумлении уставились на него. Секунду царила тишина, потом Садлер завопил: «Врешь, сучье вымя!» – и, выдрав из книги чистый лист, приступил к письменным вычислениям. Брызги чернил летели во все стороны, покрывали кляксами стол и камзол казначея, яростно скрипело перо, протыкая бумагу. Это продолжалось пять или шесть минут, пока Садлер не подвел итог. Снова отхлебнув из бутыли, он сообщил:

– Ты ошибся, французская задница – пять тысяч шестьсот шестнадцать песо.

– Верно, если триста двенадцать фунтов пересчитать, – заметил Серов. – Но есть еще четверть фунта, а это как раз четыре с половиной песо.

– Он прав, – подтвердил ван Мандер. – Парень хорошо считает, ловко. Пожалуй, большая редкость! Мир полон идиотов, и только немногие люди могут сложить два и два и получить четыре.

Джозеф Брукс сунул ладони за широкий пояс и уставился на Серова. Кажется, он испытывал облегчение; с одной стороны, полагалось бы выпустить кишки ослушнику, с другой, было бы глупостью лишиться человека, который продемонстрировал свою полезность и редкий дар. Так ли, иначе, но этот талант был, вероятно, нужным поводом, чтобы пощадить Серова, какие бы другие мысли ни бродили в капитанской голове. Додумав их до конца, Брукс прочистил горло и спросил:

– Где ты этому обучился, мошенник?

– В замке моего папаши, сэр, – произнес Серов. – Мне дали хорошее образование, ведь все-таки я внебрачный сын мар…

– Это мы уже слышали, – капитан махнул рукой. – Выходит, тебя обучили не только ножики метать и плясать на канате… Ты в самом деле был на «Викторьезе» помощником квартирмейстера?

– Святая истинная правда. – Серов вытер холодный пот со лба и перекрестился. – Клянусь Девой Марией и двенадцатью апостолами! Я умею читать, писать, считать и говорю на трех языках, не считая нормандского. Я…

– Заткнись! – Капитан оглядел своих сподвижников и молвил: – Думаю, парень нам пригодится. Что скажешь, Томас? Нужен ли тебе помощник?