Уже отмаршировавшие в тот день не менее 28 км, в полном вооружении, весившем немало (только большие переносные щиты – «павизы/павезы», обычно использовавшиеся при выдвижении по направлению к неприятелю и в качестве защиты во время длительной перезарядки арбалета, везли в обозе), генуэзцы устали. Внезапно хлынувший проливной дождь с громом и молниями не добавил им бодрости, а лишь сделал подножие вражеского склона вязким, покрытым лужами. Гроза была короткой, и вскоре из-за туч снова выглянуло солнце, правда, уже предзакатное – малиново-багровое, словно предвещавшее кровавый закат бравого французского рыцарства.

…Между прочим, рассказывали, что короткому ливню с молниями перед боем под Креси якобы предшествовал пролет со стороны англичан над французами огромной стаи воронья, отвратительно каркавшей и гадившей на готовившихся к атаке французов!!! Средневековый человек отличался большой мнительностью и таким же суеверием, воины не были исключением. Тут же солдаты французского короля принялись активно судачить между собой о столь дурном знамении: битва явно будет тяжелой и кровавой. Пройдет совсем немного времени и всем станет ясно, что действительно вороны накаркали беду французам. Впрочем, не исключено, что этот эпизод – всего лишь красивый штрих, фантазия последующих поколений летописцев-хронистов, ненароком приукрашавших от себя любимых летописный текст красоты ради, когда исход события уже давным-давно был всем известен.

Арбалетчики открыто заявили коннетаблю Франции, командующему французским авангардом, Карлу II Великодушному графу Алансонскому (1297 – 26.08.1346), что сегодня от них будет мало проку на поле боя. Услышав это, он заявил: «Вот что получаешь, нанимая таких мерзавцев, которые подводят всякий раз, когда в них нуждаешься». Генуэзцы явно не горели желанием воевать, тем более что уже успели на собственной шкуре испытать высокое искусство вражеских лучников в боях при Морле и переправе через Сомму. Наемники прекрасно понимали, что ничего хорошего их не ожидает. Почти 6 тыс. генуэзцев с грехом пополам развернулись для фронтальной атаки почти на 40 градусов, разорвав при этом свою боевую линию в нескольких местах; меся грязь, они нехотя поплелись вперед. Англичане, спокойно сидевшие на траве, при приближении врага поднялись и спокойно выстроились в заранее оговоренный боевой порядок. Картина была впечатляющей: молчаливо-темные ряды англичан, светящее им в спину закатное солнце, их зловеще-длинные тени вниз по склону холма; плотная масса генуэзцев, наступающих со своим неуклюжим оружием в руках наперевес (арбалет был максимально эффективен при станковой стрельбе из-за крепостных стен); лучи солнца, бьющие им в лицо! Генуэзцы весьма вяло издали боевой клич, чтобы напугать врага, но тот как стоял без движения, словно вкопанный, так и пропустил нестройные вопли арбалетчиков мимо ушей. Арбалетчиков французского короля поддерживали громкие звуки музыкальных инструментов, привезенных Филиппом VI, чтобы дезорганизовать и навести ужас на английское воинство. Но и это французское ноу-хау оказалось совершенно бесполезным. Скорострельность арбалетчиков (от 3 до 5 стрел в минуту) не шла ни в какое сравнение с английскими лучниками, которые за то же время могли произвести до 12 залпов, причем с убийственной точностью. Более того, арбалеты и их тетивы намокли от проливного дождя, прошедшего прямо перед битвой, в то время как лучники легко отвязывали (снимали) тетивы своих лука на время ненастья и быстро прятали их под шлемами или шляпами/шапкой. Если тетиву лука можно было сменить за пару минут (каждый лучник имел про запас 2 – 4 тетивы), а для подобной процедуры с громоздким арбалетом требовалось гораздо больше времени и специальное устройство. К тому же из-за разбухания дерева механизм заряжания легко заедал. И наконец, арбалетчики шли в атаку без «павез/павиз», которые остались в отставшем обозе. Несколько вялых арбалетных залпов короткими тяжелыми стрелами (арбалетными болтами) в сторону англичан не причинили им какого-либо урона. При хорошей погоде луки уступают в дальнобойности арбалетам, но на этот раз все было наоборот: мало того, что арбалеты отсырели (и могли стрелять всего лишь на 150 м), так валлийцы еще и вели огонь сверху – вниз, со склона холма. Подпустив врага на убойные 250 м, лучники пускали свои стрелы с таким мастерством, что они падали густо, словно снег. Если верить историкам, в первую же минуту на французов обрушилось 30 тыс. стрел! Стальная волна с шипящим свистом беспрерывно падала с неба с сокрушительной силой! Генуэзцам никогда еще не приходилось встречаться в бою с такими непревзойденными стрелками, какими были англичане. Неровные ряды атакующих генуэзцев заколебались под их губительным залпом. Еще большее замешательство вызвали дым и вспышки пламени со стороны англичан. Эдуард применил пушки в полевом сражении. Эра огнестрельного оружия впервые басовито заговорила на поле боя.

…Кстати сказать, битва при Креси интересна и знаменательна не только несомненным превосходством английских лучников над тяжеловооруженными французскими рыцарями, но и тем, что в полевом сражении англичанами впервые в Европе было применено новое оружие – совершенно особое, невиданное, страшное и дальнобойное огнестрельное – в частности пушки. До этого пушки использовали лишь несколько государств и в очень малых количествах. В отчетах Личного гардероба короля (учреждение, входившее в Департамент королевской палаты Англии), составленных при подготовке к битве между 1345 и 1346 г.ми, упомянуты так называемые рибальды или рибодекины (англ. ribaldis, франц.ribaudekin – маленькие кувшинообразные пушки, стрелявшие небольшими стрелами типа арбалетных или картечью). В ходе сражения то ли 2, то ли 3 рибальды были применены против генуэзских арбалетчиков и конницы. Если верить флорентийцу Джованни Виллани, то первым же залпом пушки нанесли опустошительный урон на поле боя. Они продолжали стрелять и далее по ходу сражения, в том числе по французской коннице. «Английские пушки швыряли железные шары с помощью огня… Те издавали громоподобный шум и поражали множество людей и коней… Лучники и канониры не переставая обстреливали генуэзцев… [К концу сражения] вся равнина была покрыта людьми, сраженными стрелами и пушечными ядрами».

На самом деле пушки той поры были весьма неточными и имели малую дальность, но огнем и грохотом действительно вызывали замешательство и страх, особенно у вражеских коней. К тому же для повторного выстрела такой примитивной артиллерии требовалось немало времени. Лишь в 80-х гг. XIV в. она была впервые оборудована колесами. Вопрос о первооткрывателе, а точнее, первооткрывателях, огнестрельного оружия до сих пор остается открытым. Некоторые считают, что это дело рук немецкого ученого, францисканского монаха Бертольда Шварца, оказавшегося на заре XIV в. в Англии; другие называют византийца Марка Грека (VIII – IX вв.) – автора трактата об огне, предназначенном для сожжения врагов, т.е. о греческом огне, третьи – … Так что же было на самом деле? А вот что! Порох (смесь селитры, серы и каменного угля) был, видимо, изобретен китайцами и использовался ими для фейерверков и боевых действий. Китайцы владели секретами многих подобных средств, но порох обладал двумя свойствами, имевшими огромное значение, – быстрым сгоранием на воздухе и способностью взрываться в замкнутом пространстве. Каждый из компонентов пороха играет в его составе особую роль. Сера легко воспламеняется и горит, выделяя большое количество тепла. Селитра при горении выделяет много кислорода. Высокая температура и кислород – условия для быстрого сгорания угля. Такой смеси не нужен кислород из воздуха при горении; значит, оно может происходить в замкнутом пространстве, целиком заполненном этой смесью. Если порох поместить в оболочку и воспламенить через небольшое отверстие, то произойдет его мгновенное сгорание – взрыв; образовавшиеся газы эту оболочку разорвут. Это свойство использовали китайцы, начинявшие порохом полые чугунные шары с отверстиями для зажигательных шнуров. Шнуры поджигали, шары выбрасывали из специальной метательной машины и летели с тяжелым гулом на врага, оставляя развевавшиеся по ветру хвосты дыма. Если расчет времени был верен, то шнуры догорали в тот самый момент, когда снаряды оказывались в расположении неприятеля, и их осколки летели в разные стороны, неся смерть и ужас. Китайцы называли такие снаряды черными драконами, позднее европейцы назовут их бомбами. Прошли сотни лет, прежде чем люди поняли: порох может не только взрываться, его можно заставить силой взрыва бросать снаряды на большие расстояния. Самое древнее, известное нам по рисункам и описаниям огнестрельное оружие отдаленно напоминало мушкет и называлось мадфой. Изобрели его арабы. В короткую деревянную или длинную железную трубку с одним закрытым наглухо концом засыпали порох и помещали снаряд – сферическую пулю, стрелу или то и другое вместе. Порох поджигали через маленькое отверстие в трубке, он взрывался и выбрасывал снаряд. В Европе, имевшей вековые традиции кузнечного и литейного дела, огнестрельное оружие появилось в Италии и Франции, Германии и Англии, Венгрии и Чехии, Польше и России. Выглядело это оружие по-разному; человек нащупывал его оптимальную форму. Чаще всего это короткие трубки с цилиндрическими или коническими каналами (внутренним объемом ствола). Иногда трубки оковывали обручами, чтобы их не разорвало при выстреле. В XIV в. артиллерийские орудия и ручное огнестрельное оружие различались только размером, весом и калибром (диаметром ствола). Даже названия были сходны: крупные орудия, огромными каменными ядрами пробивавшие крепостные стены, назывались бомбардами, а небольшие стволики для стрельбы с рук – бомбарделлами. Такое орудие не было ни эффективным, ни надежным. Сама процедура заряжания была очень долгой, а точность – малой. Орудия часто взрывались, не выдерживая слишком большого давления пороховых газов. Обслуживавшие их люди, подпалив ведущий к запальному отверстию фитиль, со всех ног бросались к отрытому невдалеке окопу и прятались в нем. Производство и использование огнестрельного оружия в первый период его развития в Западной Европе имело цеховой характер, вследствии чего зарождавшиеся рода и виды войск находились вне войсковой организации (особенно это относится к артиллерии). Не командир батареи, а пушечный мастер, изготовлявший бомбарды, ставил их на позицию и стрелял из них. В общем, новое оружие нашло признание не сразу: слишком оно было страшно, не укладывалось ни в какие мерки. Кроме того, его еще надо было научиться делать, а потом обучить пользоваться им. И все же, уже тогда у него были свои несомненные «плюсы»: оно своими выстрелами пугало боевых коней рыцарской конницы, все еще наносившей главный удар в бою, и не требовало высокой квалификации, да и большой физической силы по сравнению с деятельностью арбалетчиков и лучников. Только столетие спустя оно действительно стало грозным оружием, заговорило во весь свой басовитый голос и получило всеобщее признание и распространение.