– Совести у вас нет, – сказал Ворюга, – Снова ведь один поперся.

– А мы че... – растерянно протянул Пацан, младший в отряде. – Мы ж только...

– А в хлебало? – предложил Стук.

– А сами чего говорили? – резонно спросил Пацан. Все замолчали, оружие, на всякий случай, приготовив. Когда до засеки оставалось шагов пятьдесят, Ловчий коня остановил и спешился. Вдруг в коня попадут, а хороший конь – это хороший конь. Привязывать не стал, а хлопком по крупу отправил его к отряду.

К засеке пошел пешком.

Не сверзиться бы в грязь, подумал Ловчий. Скользко, И грязно. Заставлю засранцев сапоги почистить и плащ отстирать. Всегда так – первым идет командир, потом, когда дело почти сделано, появляются эти оболтусы. С другой стороны, ему и вправду безопасней, чем им. Вот, например... Ловчий поскользнулся на краю лужи и чуть не упал. Взмахнул руками, удерживая равновесие. И чуть было не прозевал болт.

На таком расстоянии, всего шагов в двадцать, звук спущенной тетивы и болт настигают мишень почти одновременно. Чертовы арбалеты, подумал Ловчий, рассматривая болт. Стрелы из лука куда удобнее. В смысле, ловить их значительно удобнее. Длинная, тонкая. Что-то было в ней изящное, в стреле для лука. А этот обрубок... Нет, ведь придумал же какой-то урод. Всё придумывают и придумывают, а бедному вояке что делать?

Чего уж проще – возлюби ближнего своего. Проще этого только возлюбить ближнюю свою. Так нет лее, убивать, убивать, убивать... Понапридумывали, мать их так. Довелось видеть Ловчему, как действует греческий огонь. До небесного огня ему, конечно, еще далеко, но как дело рук человеческих... Дым, гарь, вонь сгоревшей плоти – почти как тогда, в Содоме и Гоморре. Так себе воспоминание, если честно.

Второй болт Ловчий поймал в десяти шагах от засеки. Охотники заорали сзади что-то восторженно, засвистели, как на турнире. А ведь и верно, подумал Ловчий, до этого он старался не демонстрировать таких своих талантов Отряду. Ну, чуть сильнее остальных, чуть быстрее. Стрелы у них на глазах он еще не ловил. Тем более, арбалетные. Видать, всё действительно идет к развязке.

Ловчий остановился перед самой засекой. Аккуратно воткнул обе стрелы в грязь перед бревнами.

– Тут-тук-тук, – сказал Ловчий. – Есть кто живой? Засека молчала.

– А я еще раз повторяю, – сказал Ловчий, – тук-тук-тук!

За засекой кто-то высморкался. Ловчий наклонился, ухватился за нижнее бревно засеки л подергал его. Засека вздрогнула.

– Я вот сейчас дуну, плюну и разнесу вашу халабуду по бревнышку, – пообещал Ловчий. – И вас всех съем, как поросят. Отвечайте, пока добром спрашивают.

– Это, – сказал чей-то неуверенный голос из-за бревен. – Мы тебя не боимся.

– Куда уж, – согласился Ловчий. – Такие крутые вояки – и вдруг бояться. Небось на комара впятером без страха выступаете. Или даже в одиночку ранней весной семь мух одним ударом убиваете.

– Ты... Это...

– Я вот сейчас засеку разнесу, – сказал Ловчий, – переловлю всех особо умных и уши пообрываю. Будете вы деревней безухих. А к утру еще и баб ваших всех и девок поимею, и будете вы еще деревней безухих рогоносцев. И воспитывать моих детей будете до скончания века.

– Ты наших баб не тронь, – неуверенно приказали из-за бревен.

– И девок! – подхватил голос помоложе.

– Значит, так, – сказал Ловчий. – Я сейчас поднимаюсь к вам, мы разговариваем, вы пропускаете моих парней. А за это мы оставим ваши уши на головах и баб трахать не станем.

– И девок! – потребовал молодой голос.

– И девок, – согласился Ловчий, – без их согласия. Последнее замечание вызвало спор. Молодой голос время от времени выкрикивал, что девки дуры, пойдут с кем угодно, голос постарше рассудительно говорил, что дело их такое. А если какая с кем из рыцарей договорится, то на приданое чего-ничего соберет. Молодой голос стих.

– А Милую нашу? – спросил голос старшего.

– Кого? – не сразу понял Ловчий.

– Ведьму, – пояснил голос.

– Она у вас старая? – спросил Ловчий.

– Как сказать.

– Ладно. Слово даю – не тронем. Может, даже и присоветуем чего.

Мужики снова посовещались, на этот раз совсем тихо.

– Ладно, – сказали из-за засеки, – проходи. Отряд ночевал в деревне.

Ловчий отдал свои сапоги и плащ охотникам, приказал, сволочам трусливым, почистить и вымыть. И лошадь почистить. И посты выставить возле овина, где разместились на постой, и на засеке, чтобы храмовник не передумал.

Речки были деревней зажиточной, на проезжем месте, с небольшим рынком и площадкой для ярмарки. Дома были все как один деревянные, добротные. Берега у речек, протекающих с двух сторон деревни, были крутыми, и кроме тех засек, которые видел Ловчий, еще были три такие на противоположной стороне.

Ловчего пригласили переночевать в доме старосты. Историю, случившуюся возле засеки, видимо, быстро пересказали всем обитателям деревни. Все особы женского пола искоса с интересом поглядывали на приезжих, а парни держались подальше, всем видом демонстрируя свою независимость и неодобрение.

Староста всех своих домашних отправил куда-то подальше, оставив только старуху, которая и готовила ужин. Сам староста, крепкий еще мужик лет пятидесяти, стоял возле двери, то ли выказывая почтение, то ли готовясь сбежать, ежели что.

И все как будто прислушивался к происходящему за дверью.

– Не бойся, мужик, – сказал Ловчий. – Все будет путем. Скажешь, что мы вашу ведьму забрали. А сами ее до 1ледующей осени в лесу спрячете. А потом...

Старуха внесла большую миску с похлебкой, поставила перед Ловчим. Ушла в соседнюю комнату, в которой была печь, и принесла доску с нарезанным копченым мясом. Оленина, узнал Ловчий. Веселая деревня. Мясо жрут не по чину. Как же это им все с рук сходит?

– Так это, – спохватился Ловчий. – Ведьма у вас молодая?

Староста продолжал прислушиваться к чему-то за дверью и не сразу понял, что у него спрашивает гость.

– Что?

– Молодая, спрашиваю, или старая? Если молодая, то к осени кто-то из ваших парней на ней вроде как женит-».я. Вроде привез в село жену издалека. Если старая – приблудилась нищенка, пожалели. У вас церковь есть?

– Что?

Можно было подумать, что староста удумал какую-то пакость и теперь напряженно вслушивается, не началось ли избиение пришельцев. Хотя это было невозможно. Ловчий прекрасно видел, разговаривая с ним, что староста не врет. Никто не мог обмануть Ловчего. Никто из людей, поправил себя Ловчий. Староста озабочен чем-то своим, не опасным для Охотников.

Дверь с улицы распахнулась. Староста шарахнулся в угол, из последних сил стараясь не растерять остатки самообладания.

На пороге стояла ведьма.