Она подошла к стойке и налила ему бокал вина, поставила бокал рядом с книгой, на кухонный стол – здесь он любил сидеть и расслабляться, потом поднялась наверх и легла спать.

Муж на цыпочках вошел в дом через пятнадцать минут. Он знал, что снова не уложил детей спать. Знал, что жена снова будет сердиться, и приготовился к ее ледяному молчанию. Повесил пальто и вошел в кухню. И тут увидел свой бокал, свою книгу и свое кресло. Они ждали его. Он стоял и смотрел, пытаясь осмыслить увиденное.

Он чувствовал, что она заговорила с ним – впервые за долгое время.

Муж сел и выпил вина. Но не стал читать. Он думал о ней. Думал о том, как много она трудится, как рано встает, чтобы собрать детей в школу и подготовиться к работе.

Он был благодарен ей. Допил вино, подошел к кофеварке, засыпал кофе и установил таймер на 5:30. Кофе будет готов, когда она спустится на кухню. На стойку поставил ее любимую кружку. А потом поднялся наверх и осторожно лег рядом с ней.

Утром жена проснулась и спустилась на кухню, измученная с раннего утра. Услышав шум кофеварки, она замерла и несколько минут смотрела на нее, пытаясь понять, в чем дело. Она чувствовала, что он заговорил с ней – впервые за долгое время. Она была благодарна ему.

Тем вечером она позволила себе коснуться его руки, когда они вместе готовили ужин. А когда дети легли спать, она задержалась в гостиной, и они вместе уселись на диван у телевизора. Он потянулся за ее рукой. Это было трудно, но он сделал это. Она почувствовала, что ее рука ищет его руку.

Узел начал раскручиваться. Потихоньку и осторожно.

Послушайте. Я знаю, как это тяжело. Это очень тяжело и порой непонятно. Это сложно и больно. Узел затянулся так туго, что трудно даже найти концы.

Но я хочу сказать вам: ведь кто-то должен был налить этот первый бокал.

Любовь – это вовсе не то, чего ищут, ждут, на что надеются и о чем мечтают. Это то, что делают.

Каждый раз, когда я отправляюсь куда-нибудь вместе с детьми, происходит одно и то же. Незнакомая зрелая женщина останавливает нас, прикладывает руку к сердцу и произносит:

– Наслаждайтесь каждым моментом. Время так быстро проходит…

Куда бы я ни пошла, кто-нибудь обязательно призывает меня ловить момент, осознавать свое счастье, быть счастливой, наслаждаться каждой секундой и т. д., и т. д., и т. д.

Знаю, все эти советы идут от доброго сердца и их дают с самыми лучшими намерениями. Но я, наконец, позволила себе признаться в том, что это на меня не действует. Это меня раздражает. Призывы ЛОВИТЬ МОМЕНТ пробуждают во мне паранойю и чувство паники. Особенно в такой период моей жизни, когда я воспитываю маленьких детей. Если меня со всех сторон призывают ЛОВИТЬ МОМЕНТ, то я начинаю беспокоиться. Мне начинает казаться, что, если я не пребываю постоянно в состоянии глубокой благодарности и восторга, значит, что-то делаю не так.

Думаю, воспитание маленьких детей (и детей постарше, по слухам) подобно восхождению на Эверест. Смелые, отважные души решаются на этот шаг, потому что они слышали, что на вершине сказочное великолепие. Они отваживаются на это, потому что верят: преодоление себя и даже сама попытка восхождения – это великое достижение. Они берутся за это дело, потому что во время подъема, если только позволят себе остановиться и отвлечься от страданий и испытаний, им откроются потрясающие виды. Они одержимы восхождением, хотя оно сопряжено с болью и трудностями, и думают, что их ждут моменты, которые стоят всех трудностей. Эти моменты настолько сильны и уникальны, что многие из тех, кто достиг вершины, вскоре начинают планировать новое восхождение. Но любой альпинист подтвердит: восхождение опасно, мучительно, убийственно. И скажет, что они кричали почти весь путь наверх.

Думаю, если бы по всему Эвересту стояли люди, которые кричали бы альпинистам: «НАСЛАЖДАЙТЕСЬ МОМЕНТОМ! ДАЖЕ ЕСЛИ НЕ НАСЛАЖДАЕТЕСЬ, ВЫ ОБЯЗАНЫ! КОГДА-НИБУДЬ ВЫ ПОЖАЛЕЕТЕ, ЧТО НЕ СДЕЛАЛИ ЭТОГО! ПОВЕРЬТЕ НАМ! ВСЕ КОНЧИТСЯ СЛИШКОМ БЫСТРО! ЛОВИТЕ МОМЕНТ!», то альпинисты быстро бы сбросили этих добросердечных советчиков в пропасть.

Я не предлагаю столкнуть в пропасть всех тех милых пожилых дам, которые советуют мне НАСЛАЖДАТЬСЯ МОМЕНТОМ. Все они – прекрасные люди, и я это понимаю. Но на прошлой неделе ко мне в очереди в магазине подошла женщина и сказала: «Дорогая, надеюсь, вы наслаждаетесь этим. Я наслаждалась каждой секундой воспитания своих двух девочек. Каждым моментом. Эти дни проходят так быстро». В тот самый момент Эмма надела бюстгальтер, который только что вытащила из тележки, и засунула в рот леденец, подобранный с пола. В ее волосах торчали три ярких пера, и выглядела она в точности как участница конкурса «Малыши и тиары»[4]. Проигравшая участница. Я нигде не могла найти Чейза, а Тиш сосала ручку банкомата, когда женщина, стоявшая передо мной, пыталась ею воспользоваться. Поэтому я просто посмотрела на добрую советчицу и ответила: «Спасибо. Да, да… Я тоже… Я наслаждаюсь каждым моментом… особенно вот этим… Да… благодарю вас…».

Конечно же, это было не совсем то, что мне хотелось сказать.

Однажды Дороти Паркер спросили, любит ли она писать, и та ответила: «Нет. Но мне нравится написанное». Той милой женщине мне хотелось сказать: «Правда? Вы уверены, что вам нравилось воспитывать своих детей? Вы уверены, что не хотели сказать, что вам понравился результат?»

Мне нравится написанное. И мне нравится результат воспитания. Мое любимое время суток – когда дети уложены и мы с Крейгом можем посидеть на диване, посмотреть какой-нибудь хороший фильм по телевизору, а потом поздравить друг друга с хорошо сделанной работой. Или хотя бы просто – с проделанной работой.

Каждый раз, когда я пишу что-то в таком роде, читатели полагают, что в этом проявляется мой негативный настрой. Четыре или пять раз мне приходило сообщение: «Гленнон, если вы не можете справиться с тремя детьми, то почему же вы хотите завести четвертого ребенка?» Слышать такое больно, потому что подобные упреки несправедливы. Быть родителем – это тяжкий труд. Все важные дела всегда трудны. Почему же в тот момент, когда мать признается в том, что ей тяжело, люди считают себя вправе полагать, что она, возможно, что-то делает неправильно? Или ей определенно не следует увеличивать свою нагрузку. А может, тот факт, что ей так трудно, и означает, что она все делает правильно, делает по-своему и честно говорит об этом?

Крейг продает программное обеспечение. В наших условиях это тяжелая работа. Каждый день он возвращается домой и рассказывает, как ему трудно. Но я вовсе не считаю себя вправе полагать, что он работает неправильно, или настроен негативно, или ему не следует думать о том, чтобы принять на себя больше ответственности. Едва ли его коллеги приходят к нему в кабинет ради того, чтобы убедиться: он НАСЛАЖДАЕТСЯ РАБОТОЙ. Абсолютно уверена, что его начальник не заглядывает к нему, чтобы сказать: «Этот карьерный рост… Все проходит так быстро… ВЫ НАСЛАЖДАЕТЕСЬ КАЖДЫМ МОМЕНТОМ В ЭТОМ КАБИНЕТЕ, КРЕЙГ??? ФИНАНСОВЫЙ ГОД БУКВАЛЬНО ПРОЛЕТАЕТ!!! ЛОВИТЕ МОМЕНТ, КРЕЙГ!!!»