Карим внимательно присматривается к больной или, скорее, травмированной. С первого взгляда видно, что та была облита соляной кислотой в самом типичном и открытом месте. Все лицо у нее изувечено. Мягкие ткани, такие как кончик носа и раковина одного уха, отпали, рот будто оплавленный. Не видно губ, только линия разреза, которую кто-то нарисовал дрожащей рукой. Доктор размышляет о том, видит ли женщина. От одного глаза у нее осталась только глубокая глазница, а второй закрыт тонкой деформированной кожей. Вид пациентки ужасает, ее общее состояние оставляет желать лучшего. Под тонким больничным пледом видно болезненно исхудавшее тело с торчащими костями бедер, колен и плеч. Можно было подумать, что это скелет человека, накрытый простыней, если бы не шум аппаратуры, подключенной к изможденному телу, сигнализирующий, что в этих человеческих мощах все еще теплится жизнь.

– Что вы собирались делать в ее случае? – спрашивает через минуту Карим. – Если ее не подкормить и не укрепить, то работа трансплантологов не пригодится.

– Она в нашем учреждении только неделю, – поясняет Мустафа. – Думаешь, легко поместить сюда кого-то из бедных?

– Наверняка нет.

– Я должен был оформить множество бумаг и убедить весь коллектив, что для нас это идеальный случай, чтобы без проблем учиться трансплантировать.

– Это безобразие! – возмущается Карим. – Ты не говоришь им иногда, что это вина системы, гребаной традиции и воспитания? Кто-то ведь таким способом обошелся с этой женщиной?

– Дорогой, если бы я им что-либо подобное выдал, то уже тут не работал бы, а она умерла бы.

– Что мы о ней знаем? У нее были при себе какие-то документы? Знаем ли мы ее семью, опекуна? Вижу, что раны уже затянулись…

– По порядку. Действительно, случай имел место года три-четыре назад. Тогда она впервые попала в государственную больницу, но была в состоянии коллапса. Никто и не мечтал, что она проживет хотя бы день. Однако и там, а может, именно в таких учреждениях, работают доктора по призванию, поэтому они боролись за ее жизнь, не щадя сил. И она проявила огромную силу воли, желание жить.

– Может, у нее просто сильный организм, – предполагает Карим.

– Возможно. Когда же через полгода ее состояние стабилизировалось, она попала в исправительное учреждение для женщин, – вздыхает Мустафа, сильно разочарованный.

– Прекрасное место для пострадавших представителей слабого пола. Разумеется, мы, саудовские мужчины, заботимся о наших женщинах, – грустно иронизирует Карим.

– Пребывание в ужасных, почти тюремных условиях сменялось нахождением в больнице. К сожалению, глубокие раны не заживали, ей не приобретали предписанные антибиотики и антисептики и, прежде всего, ее не кормили соответствующим образом.

– Это сразу видно.

– Ты не представляешь, что кислота сделала с ее ротовым отверстием. Почти то же самое, что и снаружи. Из-за этого ее необходимо кормить только через трубку, но это вызывает постоянное заражение, или внутривенно, что должны были делать профессионально.

– С состоянием ее здоровья все понятно. А что с семьей? – возмущенно спрашивает Карим. – Она не назвала фамилию? Почему не назвала… Я говорю глупости! – обрывает он сам себя.

– Ну конечно. Скорее всего, как и в большинстве случаев, акт насилия должен был выполнить ее махрам. Что же, она должна информировать его, что все еще жива? Она подписала бы себе смертный приговор: наверняка этот преступник захотел бы довести дело до конца.

– Она была беременна, когда ее привезли в больницу?

– Нет.

– А была ли невинной девушкой? Может, ее изнасиловали?

– Из предварительного осмотра в день поступления ясно, что дефлорация произошла давно, очень, очень давно. Значит, девушка вела беспорядочную жизнь. Может, ее застали на горячем с любовником только через какое-то время? Что ж, можем только гадать.

– А не пробовали ее идентифицировать по отпечаткам пальцев? – приходит в голову доктору хорошая мысль.

– К сожалению, это невозможно, у нее нет папиллярного рисунка: она или закрывалась руками во время акта насилия, или после обливания соляной кислотой пробовала стереть ее с горящего тела.

– Трагедия! Хочешь, я помогу тебе восстановить ей лицо и привести в состояние, в котором она сможет самостоятельно жить? – спрашивает под конец Карим.

– Рассчитываю на это, коллега.

Мужчины пожимают друг другу руки и уже знают, что им хорошо будет работаться вместе.

Крыся стоит на пороге их скромного домика на территории больницы медико-санитарной службы Национальной гвардии.

– Как прекрасно, что вы захотели нас проведать! Вы даже не представляете, как мы с Анджеем рады. Мы нашли не только нашего сына, но и его красавицу жену и ее сестру.

– А мы счастливы, что в этой несчастливой для женщин стране сразу познакомились с двумя добрыми людьми.

Марыся нежно обнимает женщину и чувствует тепло ее сердца.

Анджей отрывает растроганных женщин друг от друга:

– Входите уже! Что Бог послал! Садитесь, а я буду вас угощать аперитивами домашнего приготовления, – хитро улыбается он.

– Ой, уже боюсь!

Карим знает о хобби своего давнего друга и о том, что мужчина всегда увлекался изготовлением наливок и вин.

– Что ты придумал в этой стране засухи?

– Дорогой! Поляк сможет! – хихикает радостно хозяин. – Сейчас такая продукция распространена во всем мире. Но в Европе люди этим занимаются для забавы или из бережливости, а здесь это необходимость.

Он подходит ко встроенному шкафу в дальнем углу гостиной и вынимает снизу полуторалитровую бутылку кока-колы.

– Мы колу будем пить? – удивляется Дарья, вытаращив глаза, так как не понимает, что происходит.

– Прекрасное домашнее винцо, моя дорогая. Сушеные фрукты я привез из самой Англии. К ним добавляют дрожжи и препарат для осветления напитка. Поверьте, мой продукт того же уровня, что и калифорнийские вина. Такое же винишко!

Анджей радуется как ребенок.

– А разве можно в Саудовскую Аравию такие вещи ввозить? – все еще не может поверить Дарья, что кому-то удается перехитрить внимательных, проницательных служащих таможни.

– А что они могут мне предъявить? Что у меня есть сушеные фрукты? И дрожжи для выпечки хлеба?

– Вот это номер! – Девушка первой подставляет свою рюмку.

– А ты уже совершеннолетняя, дорогая?

Анджей не хочет спаивать ребенка, ведь Дарья выглядит как подросток.

– Мой махрам, подтверди, как всегда, – шутливо обращается к Кариму Дарья, хотя все это постепенно начинает ее нервировать.

– Она старая корова, только молодо выглядит, – шутит Карим. – Уже давно должна иметь диплом и работать, а не прикидываться девочкой.