– И когда же закончится это бегство, ваше благородие? – оторвавшись от бинокля, бросил Семен куда-то в сторону, будто обращаясь не к своему непосредственному командиру, а к кому-то неизвестному, засевшему в ближайших кустах.

– Да, братец, плохи наши дела, – только и пробормотал хорунжий.

– Я и сам вижу, что плохи… Только понять не могу – почему? Вроде и воюем, как надобно, и бьем их, когда сталкиваемся лицом к лицу, а толку все нету… Гонят нас и гонят… Теснят и теснят… Уже и отступать некуда…

– Точно…

– Может, наше командование что-то не учло, что-то не продумало?

– Отставить разговоры! Ну-ка, навостри уши…

Семен затаил дыхание и с очередным порывом ветра услышал доносящиеся справа звуки, напоминающие хруст упавших веток.

Жуков сначала приложил указательный палец к губам, а затем ткнул им в надвигающуюся темень.

Старший урядник все понял: плюхнулся на брюхо и пополз вдоль берега.

В полусотне метров от него стоял уральский казак и рьяно махал своею саблей.

Зырянов подобрался еще ближе.

– Эй, братец, ты кто?

Казак повернулся, и Семен сразу же узнал… Федулова!

– Вот так встреча! Чем это ты занят, Гриня?

– Не видишь – лозу рубаю!

– И зачем?

– Буду плести морду[44]! Уж больно рыбки хочется… А сколько мы здесь еще топтаться будем – одному Господу известно!

– А ведь точно! Рыбы тут видимо-невидимо. Вчера какая-то на нерест шла. Так плескалась у берега, так билась… Я хотел ее веслом – да где там! Дала хвостом – и шасть на середину. Только круги по воде пошли…

– И все равно – супротив нашего Яика Днестр – ничего не стоит…

– Святая правда, Гриня – ничего! Я каждую ночь один и тот же сон вижу… Раскаленное солнышко медленно выкатывается из-за гор, освещая бескрайнее водное плесо… По весне речка разливается и затапливает луг чуть ли не до моей избы. Забрасываю удочку. Поплавок дергается и тонет… Начинаю тянуть – и просыпаюсь!

– Мне наша станица тоже частенько снится, – вздохнул Федулов. – Даст Бог, обстановка на фронте, того, нор-ма-ли-зи-ру-ет-ся (он вспомнил мудреное слово, однажды слетевшее с уст командира полка Тимашева, время от времени проводившего с ним воспитательные беседы, и по слогам произнес его). И я поеду в отпуск!

– Да ну?!

– Святая правда! Его высокоблагородие Леонид Петрович слов на ветер не бросают!

– А моих проведаешь?

– Ну, ежели хорошо попросишь…

– Хорошо, Гриня, хорошо… Матушка тебе винца нальет, гостинца передаст, может, и свидимся еще, коль живы будем…

– Так вот ты где! – прервал идиллию бодрый голос Жукова. – А я, грешным делом, уже начал думать, что пропал мой казачок!

– Извиняюсь, ваше благородие! – смущенно протянул Зырянов. – Земляка встретил, с другого берега Урала… Он в отпуск собрался… Вот и разговорились!

56

Майор Колон одиноко восседал за столом в кабинете главного инженера завода «Пежо» в Лилле и рассматривал чертежи, в которых он ничего не смыслил, когда раздался стук в дверь.

– Войдите!

На пороге стоял высокий крепкий человек в форме офицера бельгийской армии.

– Разрешите представиться, капитан Ле Маре! Прибыл в ваше распоряжение! – четко отрапортовал он.

– Август! – подал руку майор. – Впредь зовите меня так.

– Очень приятно. Констант.

– Слышал, вы неплохо разбираетесь в автомо билях?

– Так точно.

– Оставьте в былом эту солдафонщину, Констант. Выпьете?

– Никак нет.

– А я… С вашего позволенья, – Колон открыл шкафчик, достал бутылку коньяка, без лишних слов плеснул себе немного в широкий фужер и слегка пригубил. – Вот, на этом броневике нам придется воевать… Одобряете?

– Да…

– Скажите, что это обозначено штрихами?

– Толщина брони, господин майор!

– Август, черт побери!

– Есть, Август!

– А это, я полагаю, пушка…

– Да… Калибра 37 миллиметров… Теперь давайте посмотрим сноску… Ага… В другой комплектации предусмотрен крупнокалиберный пулемет…

– А что лучше?

– В бою и то и другое пригодится…

– Согласен… Может, все-таки составите мне компанию?

– Вы будете смеяться, но я не пью…

– Болеете?

– Нет. Занимаюсь спортом…

– Постойте… Вы тот самый Ле Маре, гордость нации, многократный чемпион мира по борьбе?

– Так точно.

– Уважаю. Уважаю! Я был в «Казино де Пари», когда вы защищали свой титул в поединке против Ко-ко-ко…

– Колосса… Так французы прозвали великого Поля Понса.

– Какая разница? У меня до сих пор хранится та афиша… Анри Герд… Это ваш псевдоним?

– Наоборот…

– Как прикажете понимать?

– Псевдоним – Ле Маре…

– Понятно… Понятно… Значит, так, Констант… Восемнадцать мотоциклов уже в порту. Легковые и грузовые автомобили… – Он достал из кармана измятую справку и, в чем-то убедившись, продолжил: – всего двадцать шесть единиц уже сошли с конвейера и ждут. Мы можем получить их в любое время. А вот с броневиками вышла небольшая заминочка… Наши инженеры что-то недоглядели и сейчас исправляют мелкие недостатки. Кроме того, мы с вами должны предоставить им свои соображения по количеству вооружений. Помните, с чего мы начали? Пушки, пулеметы…

– Я могу поговорить с нашими конструкторами?

– Да. Они с радостью примут и учтут все ваши предложения.

– Премного благодарен, господин… Август!

– Не за что, Констант!

57

29 мая 2-я австрийская армия начала новое наступление.

II кавалерийский корпус с приданными частями саратовского ополчения еле сдерживал наступление противника. Возле станции Дзвиняч[45]в окопах без проволочного заграждения занимали оборону спешившиеся всадники Дагестанского, Ингушского и Чеченского полков, входивших в состав Дикой дивизии. Берег Днестра возле Залещиков стойко защищали воины Черкесского конного полка и ополченцы генерала Мунте. Ближе к вечеру им на помощь пришла конная бригада Заамурской пограничной стражи из 8 сотен, которую решили отрядить в резерв.

Австрийцы переправились через Днестр, разбили ополченцев и двинули на Тлустое, где находился штаб конного корпуса. И тогда генерал Петр Николаевич Краснов, только что назначенный командиром 3-й бригады Кавказской туземной кавалерийской дивизии, решил бросить в бой необстреленных заамурцев.