– Живой! – успокоил он Джона. – Парализующий заряд.

Очнувшись, Кубриа заглянул вниз через край крыши и грязно выругался.

– Убью гада! Прострелю ему живот! Сволочь! Дай мне только до тебя добраться! – ярился он.

Лерман похлопал его по плечу:

– В рубахе родился, парень.

Кубриа никак не мог простить себе, что прошляпил цель, подставился глупо, подвел лейтенанта и потерял его доверие. Ругательства сыпались из него, как горох из дырявого мешка.

– Я не успел выстрелить, лейтенант, – оправдывался он. – Услышал, как он крадется по чердаку, только поднял пистолет, и готово – ничего не помню.

– Отлично стреляет. В темноте, навскидку, в проем окна, точно в шею, – отметил Джон, мысленно прикинув картину происшествия. Повернулся к Кубриа: – Если бы не твое ковбойство, сержант, мы бы его прижучили.

Снизу уже грохотало без перерыва: десантники увлеченно били по окнам, ответные выстрелы не были слышны – эхо гуляло по двору.

– Что? Не слышу! – кричал Лерман.

– Профессионал, говорю! – проорал Джон ему на ухо.

– Ушел через соседний дом. Оттуда выход на три улицы. Маловато нас, вот в чем беда, – ответил Лерман, оглядываясь.

Рев автоматической пушки заставил их присесть. Крыша под ногами покачнулась. Кубриа с опаской отодвинулся подальше от края. Запахло дымом.

– Передай вниз – пускай заканчивают пальбу. Мы спускаемся. Кубриа, страхуй нас. Если что – бей на поражение. Слышишь?

Вместо ответа сержант сделал зверскую рожу. Лестничная клетка была наполнена дымом, фонари стали бесполезны; чтобы не упасть, Джон держался за перила. Кто-то вопил из темноты, тонко, на одной ноте, едва прерываясь, чтобы набрать воздуха. Затянутый пылью двор усеивали битое стекло и куски кирпичей. У входа пыльным мешком лежало тело. Из пролома на третьем этаже валил дым.

Капрал-десантник из приданого отделения доложил, не отрываясь от прицела:

– Сэр, противник предпринял попытку прорыва через периметр охранения. Попытка прорыва пресечена. Ответный огонь противника подавлен. Потерь нет.

Джон оглядел залитый огнем прожектора двор. Дым и пыль клубились в столбах света. Внезапно понял: ему нравится быть на войне. Нравится быть сильным. Нравится чувствовать, что он может сделать с этими людишками все, что хочет. Пускай это скоро закончится – чувство уже вырвалось на свободу. Он вышел на охоту. Прав капитан: он слишком проникся здешними методами. То, что парень со шрамом снова сделал их, ничего не означало – игра шла по правилам, навязанным Джоном: преступника травили, он вынужден был спасать бегством.

– Молодцы, парни! – похвалил он. – Лерман, возьми пару человек, проверьте двадцатую комнату. Захвати анализатор ДНК. Потрясите хозяина, опросите соседей – приметы, привычки. Напомни о вознаграждении.

В поднявшейся суматохе ему некогда было присесть и привести мысли в порядок. Его вызывали из местного участка – интересовались причинами стрельбы. Он успокоил их: все под контролем, операция миротворцев. Затребовал следственную бригаду – здесь куча незаконного оружия и наркотиков. Следом позвонил капитан Уисли, устроил ему выволочку за самоуправство.

– Миротворцы применили оружие в целях самозащиты, – легко соврал Джон. Он даже не удивился, как просто это у него вышло. Он засмеялся от странной легкости, что переполняла его; в голове шумело, словно ему вкатили дозу боевого стимулятора.

Назойливые репортеры возникли прямо из воздуха, пользуясь тем, что у него не хватало людей для оцепления. Отдавая распоряжения, запыленный, потный, он отмахивался рукой от лезущих в глаза камер и односложно отвечал на их вопросы: он был на своем месте, он легко перемещался в родной стихии.

– Я все равно поймаю его, – остановившись на мгновение, пообещал он репортеру. Камеры порхали вокруг, бронетранспортер застыл над поваленным ограждением, точно пес над прижатой к земле жертвой.

– Следует ли это понимать как месть, лейтенант? Полиция объявила вендетту преступнику, убившему их товарища? – допытывался репортер. От него несло водкой.

– Да, – неожиданно для себя произнес лейтенант и улыбнулся в камеру. – Так и скажите – я, лейтенант военной полиции Лонгсдейл, найду ублюдка. Никто не смеет убивать полицейских – это закон. Мы пришли сюда обеспечивать порядок, и мы его обеспечим.

Кажется, репортер даже засучил ногами – это сенсация, военная полиция никогда не делала столь откровенных заявлений.

Вернулся Лерман. Он тщательно скрывал возбуждение, по его лицу было видно – нарыл что-то интересное.

– Скажите, лейтенант… – вновь подступился к нему репортер.

– Тихо! – Джон поднял руку: пришел вызов от Хусто.

– Лейтенант, тот же голос! – докладывал сержант. На заднем фоне слышались голоса из дежурки. – Новый адрес, это в районе Тукумана. Ла Багар, номер восемь, стеклянная крыша, второе строение от перекрестка с Канген. Сказал: тот, кого мы ищем, будет там через два-три часа. И еще: в доме есть подвал, а там – выход в технический туннель.

– Удалось проследить источник?

– Черта с два – сигнал сразу прервался, будто и не было. Звонили с анонимного чипа.

– Ясно. В следующий раз попытайся замкнуть парня непосредственно на меня.

– Попытаюсь, лейтенант. – Хусто понизил голос: – Что у вас там? Тут такое творится – начальство понаехало из ваших. Орут друг на друга. Наши попрятались от греха.

– Да так, постреляли немного. Миротворцы помогли. Успокойся, все целы.

– Понятно. Удачи, лейтенант.

Почти рассвело. Дым рассеялся. Десантники усаживались на броню. Джон махнул им рукой прощаясь. Капрал вежливо взял под козырек. Взревел мотор.

– По коням, парни! – крикнул Джон.

– Есть что новое, лейтенант? – с надеждой спросил Кубриа. Он горел желанием поквитаться. Во взглядах товарищей ему чудилась жалость. Он ненавидел, когда его жалели. Он дал себе слово – пристрелить ублюдка; теперь это желание стало попросту нестерпимым, превратилось в паранойю.

– Снова анонимный звонок. Похоже, нашего парня кто-то крепко не любит, – ответил Джон. – Едем в Тукумана.

– Ничего, лейтенант, – заверил Лерман, зевая. – На этот раз мы его возьмем. Нуэньес его зовут. На это имя снята комната. Документы наверняка поддельные: я проверил – человек с таким удостоверением жив-здоров, но живет в другом городе. И код совпал – не впустую приехали.

Джон кивнул, думая о своем: пружина раскручивалась.

– Интересно, как он нас учуял? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

Толстый коп пыхтел, пытаясь взобраться на нее в тесноте машины. Расстегнутые и приспущенные форменные брюки мешали ему, к тому же Грета не собиралась облегчать ему жизнь, расположившись так, чтобы ее высоко поднятые колени мешали похотливому козлу. Она задыхалась от его несвежего дыхания, капли пота из-под расстегнутой рубахи падали ей на грудь; делая вид, что старается притянуть его к себе, Грета еще больше мешала попыткам полицейского добраться до своего тела. Она отворачивала голову к раскрытому окну, ловя запахи улицы, в то время как герой-любовник лапал ее за грудь и норовил приклеиться толстыми мокрыми губами к ее соску: он видел в порнофильме, как заводятся от этого женщины. Другого опыта у него не было, редким проституткам было все равно, а скучная вислогрудая жена не в счет.