‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я тщательно мою руки. Привычка с детства: приходишь с улицы и сразу мыть руки. Этот ритуал менять не собираюсь. Вытираю их насухо и выхожу. Ярослав ждёт в коридоре. Кажется, что удивляется моей расторопности, но, как всегда, ничего не говорит. Мы проходим до конца коридора. Он открывает очередную дверь и придерживает её. Не останавливаясь, я вхожу внутрь. Спальня. Теперь немного удивляюсь я. Это личное. Я тут не за тем. Хотя какая разница. Он хозяин. Может, это гостевая комната. Квартира большая. Стоп. Я здесь не на экскурсии. Включается приглушённый свет, словно каждый из четырёх углов освещается. Не ярко, но мрак рассеивается. В самый раз.

Я приближаюсь к кровати. Ярослав остаётся у двери. Меня окатывает тепловыми волнами с головы до ног. Он смотрит. Прижигание на бедре служит знаком не стоять истуканом. Я завожу руки за спину и расстёгиваю молнию на юбке. Спускаю материю с талии вниз, придерживаю руками, переступая по очереди ногами из неё. Никаких позволить скользнуть вниз складочной кучкой или задирания вверх через голову с кручением задом. Если хочет меня, то обойдётся без дополнительных уловок. Мне же и подавно ничего этого не нужно. Расправляю. Кладу на прикроватный длинный пуф. Одну за другой расщёлкиваю пуговки рубашки, манжеты выпустят руки и так. Расправляю, кладу рядом с юбкой. На мне обычный деловой наряд с невыделяющимся бельем. Ничего кричащего. Бесшовные гладкие трусики телесного цвета и в тон к ним бюстгальтер. Я никого не соблазняю. Взаимная услуга. Ничего более.

Сзади тихо. Я даже дыхания его не слышу. Хочется оглянуться, но удерживаю себя. Разъединяю застёжку лифчика. Отправляю его к рубашке. Поддеваю резинку колготок и снимаю вместе с трусиками. Складываю в аккуратный свёрток и добавляю к остальным вещам. На секунду прикрываю глаза. Наклоняюсь и забираюсь на край кровати. Встаю на четвереньки, не прогибаясь. Нравятся мои бёдра? Вот они. Грудь тяжеловата и в таком положении слегка провисает. Но уж как есть. На ней я всё равно редко ощущаю его жгучие мазки.

Ярослав приближается. Бесшумно. Моя кожа становится чувствительнее. Во всём теле появляется напряжение. Я сильно вздрагиваю. Потому что он прикасается ко мне. Но не так, как я ожидала. Кончиком пальца, осторожно, он затрагивает невидимый бесцветный кругляшок пластыря, который я наклеила в обед на наметившуюся мозоль на пятке, внезапно появившуюся в качестве приветствия забытым туфлям. Обводит по кругу и движется вверх по сухожилию на голень. Задерживается под коленкой. Отстраняется. Я шумно выдыхаю. Оказывается, не дышала всё это время. Он слышит. Наверняка. Пусть. Я здесь для себя.

— Зачем ты здесь? — вопрос заставляет вздрогнуть снова.

Я точно не озвучила свои мысли. Раздаётся шорох сбрасываемой одежды. Судя по звукам, он просто скидывает её на пол. Знакомое шуршание фольги. Быстро. Стоп. Не размышлять. Сделать, одеться и уйти.

— Для себя.

В очередной раз вздрагиваю и втягиваю воздух. Тёплые пальцы возвращаются под колени. На обеих ногах. Прочерчивают дорожки дальше по бёдрам, сбоку, к талии. Обхватывают и подтягивают ближе к краю, непроизвольно приглашая прогнуться. Теперь я слышу его дыхание. Оно прибавляет звук и частоту.

Ярослав не спешит. Хотя я ожидала чего-то стремительного и даже беспощадного. Подводит меня медленно. На мгновение я стыжусь своей готовности и реакции тела. Отключаю смущение и не сдерживаю ни вскриков, ни стонов, ни шипения. Я здесь для себя.

Руки не держат. Оказывается, я уже опустилась на локти, но и они дрожат. Бессильно утыкаюсь лицом в скомканное покрывало. Внутри пульсирует сердце, кровь и что-то разливающееся под самой кожей по всему телу. Моё тело наглажено и заласкано до гиперчувствительности. У меня получилось отключиться от реальности и всех своих мыслей. В тысячный раз за сегодня вздрагиваю, ощущая влажный мягкий поцелуй между лопаток. В ту же секунду крепкие руки переворачивают меня на спину. Грудь колышется. Глаза распахиваются. Хочется прикрыться и одновременно раскинуться звездой под опаляющим взглядом. Похоже, я не отключилась, а невозвратимо сошла с ума.

Ярослав опирается одной рукой возле моей груди, второй же ведёт по кромке бедра к животу. Наклоняется. Я успеваю заметить, что над верхней губой у него всё-таки шрам, тонкий и немного смазанный посередине. Он явно собирается меня поцеловать. В губы. Нет-нет. Обойдёмся без этого.

Я уворачиваюсь и соскальзываю с постели. По-другому не сказать. Ноги ватные, руки не слушаются. Тело кричит вернуться в горизонтальную плоскость. Ярослав наблюдает. Не удерживает. Я упрямо продираюсь сквозь накатывающую истому. Вновь поворачиваюсь к нему спиной и начинаю свой стриптиз наоборот. Я это сделала. Без чувств. В удовольствие. Убедилась в собственной привлекательности. Он тоже получил то, что хотел. Внутри пусто. Слишком сильные эмоции нахлынули разом и выжали меня. Как же хочется, чтобы это ощущение приятного опустошения продлилось подольше.

Ярослав

Не могу её просчитать.

Она как спящий вулкан: уверен, что сейчас рванёт, а он, наоборот, затихает, или ничего не предвещает, а ты вдруг уже покрыт пеплом.

Смотрю, как она одевается. Красивая. Вся. Движения размеренные, но слишком механические. Она совсем не спокойна, как хочет показать. Такие тонкие пальцы. Замечаю, как она потирает их. Значит, правда чувствует мой взгляд. Либо я выпустил эмоции из-под контроля, либо она такая внимательная. Чувствительная ко всему. Даже на расстоянии. Судя по устроенному представлению, считает, что я запал на её попу. Пусть. Пока.

Я запал на её смех. Ещё не видя её саму. Перезвон её голоса, мягкий и свободно летящий — я не поэт, но про неё слова сами складываются, дОжил — проник в меня и, словно вирус, со скоростью света смешался с кровью и разнёсся по всем внутренностям, сконцентрировавшись в сердце, которое выталкивает новую дозу, как только я о ней думаю. Думаю постоянно. «Так смеются только счастливые люди» — первая мысль, когда я вошёл в то предпраздничное утро в здание офиса следующей на очереди по реструктуризации фирмы, где бывал наездами время от времени. Обладательницей смеха оказалась красивая фигура в строгом и в то же время соблазнительном платье.

Потом смех исчез. Появились брюки и глухие рубашки. Вежливые улыбки. Грустные глаза. С ней что-то случилось. Живая девушка, которую поставили на паузу. Необъяснимо хочется нажать пуск и снова услышать её смех. Обязательные юбки не сработали. Она так же закрыта и упакована в безликий официоз. В понедельник попрошу отдел кадров сделать рассылку о возвращении женских брюк в гардероб по дресс-коду. Уверен, она улыбнётся.