Серега – это был ее муж. Работал монтажником. Еще у них было двое малолетних детей. Дочка и сынок.

– Они сейчас в садике, – рассказывала Настя, ставя перед Макаровым глубокую тарелку с макаронными ракушками и крупными кусками мяса, залитыми огненно-красным соусом. – Вы кушайте, кушайте, а я пока рассказывать стану.

Настя села напротив, подперла крупный подбородок кулаком.

– Та ночь, когда случился пожар, была самой страшной в моей жизни, Виталий Сергеевич. Как моя мама говорила: вор оставит хоть что-то, пожар унесет все. Ведь в такой панике не знаешь, что хватать! Дети орут, на них надо хоть что-то надеть. Хоть и лето еще было, но уже ночи прохладные. А они со сна все потненькие… Ужас! Мы с Серегой документы похватали, денежки кое-какие, детей замотали в одеяла, и на улицу. А там… Крик, плач, стоны… Хорошо, что хоть никто не сгорел, хотя полыхало знатно.

– Как думаете, правда из-за неисправной электропроводки случился пожар? – спросил Макаров, быстро уничтожая невероятно вкусный гуляш.

Серега не дурак был. Он бы и сам такую подливу с мясом ел целыми днями.

– Тю-ю-ю! – Настя скривила полное лицо в гримасе. – Да вы что, Виталий Сергеевич? Какая электропроводка? Нам ее только поменяли в мае! Всю! В обеих общагах! Если бы специально ее попробовали поджечь, не загорелась бы! Электросети так прямо и заявили пожарникам, мол, проблема не наша. Так они потом…

– Пожарные? – Макаров подгребал последние ракушки со дна тарелки и уговаривал себя не попросить добавки.

– Конечно, пожарные! Так они потом нашли у кого-то типа включенные электроприборы неисправные. Глупость же, ну! Чтобы сразу в двух общагах кому-то на ночь понадобилось плитки включать? Смехота!

– А вы думаете, это поджог? – не стал он ходить кругами.

– А что же? – Она глянула на него с искренним недоумением. – Не могу сказать, что теперь вот не благодарна поджигателю, раз так все для нашей семьи сложилось, но… но первые дня три-четыре мы его искали всем миром. Мужики грозились удавить, как поймают! Это когда мы все на узлах в школе по соседству ночевали.

– И что же, ваше внутреннее расследование ни к какому результату не привело? – Он отодвинул пустую тарелку, глянул на Настю с улыбкой: – Спасибо, очень вкусно.

– Может, добавочки? – ответила она ему с улыбкой.

– Нет-нет, спасибо! – перепугался Макаров: еще не хватало жрать у допрашиваемых. – Я теперь, если можно, чайку.

– Конечно!

Она тут же ловко подхватила чайник, который успела подогреть, налила ему в клетчатую чашку заварки, кипятка, пододвинула сахарницу.

– Так что там с вашим расследованием? Нашли поджигателя? – Плюшки с маком были выше всех похвал, он аж зажмурился и пробурчал с набитым ртом: – Вкуснотища!

– Спасибо. – Настя покраснела от удовольствия, что-то пробормотала неразборчивое. И тут же перешла к делу: – Нет, не нашли, как сквозь землю провалился, гад!

– То есть? Даже не поняли, кто поджег?

– А чего тут понимать-то? Мы знали, кто это! Я лично сама эту падлу несколько раз видела. Все слонялся вокруг. Все вынюхивал, высматривал. Такая морда, скажу я вам, Виталий Сергеевич! Отвратительная просто морда!

– Так, так, Настя, погодите! – Он замотал головой и даже плюшку отложил в сторону. – Вы что, хотите сказать, что знали, кто поджигатель?!

– Конечно!

– Вы лично знали?

– И не только я. Я-то его просто видела, что он слонялся в округе недели за две-три до пожара. Просто ходит какая-то подозрительная личность. Сядет на скамеечку, посидит. Посмотрит, снова идет кругами.

– Может, жилец?

– Ну да, конечно! – фыркнула она. – Мы там все друг друга знали как свои пять пальцев, не смотрите, что народу много. Что такое общага, Виталий Сергеевич? Это общий сортир, общая душевая, общая кухня. А там что? Там сплетни, разговоры, пересуды. Там все про всех всё знали. И этот лысый там не жил, поверьте. Он там что-то вынюхивал. А потом нас поджег.

– Ну-у-у, мог просто вынюхивать, как вы сказали, Настя. Мог за кем-то наблюдать, но необязательно же поджигать-то он был должен? – усомнился Макаров.

– Ага! Как же! – возмутилась она с обидой. – И просто так его с канистрой в ночь пожара видали, да?

– С канистрой?

– Да! Причем с полной, шел согнувшись. И не шел, а крался. Его молодежь наша видела, сидели пиво пили да на гитаре бренчали, а он идет согнувшись. Нырь за дома и пропал будто. А потом через пару часов и заполыхало. Сразу с двух углов, сразу две общаги. Это потом уже нам молодежь-то рассказала, что его видели.

– Вы кому-нибудь об этом рассказывали?

– А то! А толку? Электрики в позу встали, не наш, говорят, грех. Пожарные с полицией шушукались, шушукались и пришли к выводу, что пожар – результат чьей-то халатности. Бредятина! – Настя зло плюнула себе за левое плечо. – А ребят наших даже слушать не стали. Выставили дураками, и все. Мы и решили сами этого лысого словить. А он как сквозь землю провалился, я уже говорила. Ну, а потом, когда нам жилье пообещали да начали потихоньку расселять, чего орать-то? Мы бы с детьми и Серегой в той общаге еще век прожили бы, точно. До мая еще надежда была. А когда проводку сделали да ремонт к весне капитальный пообещали, думаем, все, до смерти жить вчетвером в одной комнате. Так что…

– Так что поджигателю вашему вы должны еще и магарыч поставить, так? – скупо улыбнулся Макаров.

Он злился, очень злился на пожарных, на своих коллег, которые не захотели открывать дела по факту поджога. Заведомый глухарь, как ни крути. Не стали поднимать шума, людей расселили. Там у кого-то, по слухам, в городской управе скоро выборы. И тут сразу столько благодарных!

– Магарыч, может, и не стали бы ставить, но… Повторю, не было счастья, да несчастье помогло. – Настя обвела взглядом уютную кухню с новой недорогой мебелью. – Мне даже страшно иногда по утрам просыпаться. Думаю, открою глаза, а я снова в общаге. Конечно, этот лысый – гад из гадов! А если бы кто-нибудь погиб, что тогда? Вдруг кто-нибудь задохнулся бы?! Ночь ведь была! Сволочь он! Вы кушайте, кушайте, Виталий Сергеевич. Когда-то еще придется сегодня покушать! Не женатый, поди?

– Не женатый, – признался Макаров с кривой ухмылкой, и взгляд его скользнул по крепким Настиным грудям.

Его вторая супруга тоже была грудастой. Весьма этим фактом гордилась, делала всевозможные упражнения для поддержания упругости и формы и совершенно не желала ничего слушать о том, чтобы родить ребенка.

– Чтобы у меня сиськи провисли, как у коровы! – возмущалась она.

Настина грудь имела совсем другое предназначение. Она ею детей выкармливала. И мужа своего на ней голубила после того, как он гуляша ее отменного наестся. Простое такое вот, незатейливое человеческое счастье, без которого в этой жизни ну никак.