Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И в чем же оно заключается?
«Она спит с тем, кто выдумал всех их. Я, своего рода, творец».
– Сделал из нее «элитную шлюху»?
«Малышка, что опять не так? Я, кажется, все тебе объяснил. Чего ты еще от меня хочешь?»
– Прости.
«Тебе не за что извиняться. Это я во всем виноват. Ты – девушка, и твоя ревность естественна».
– Зачем ты делаешь мне больно? – я не смогла сдержаться и заплакала.
Герман подался вперед, дотронулся до моих коленей. Я не смотрела на него – веки были опущены, но я чувствовала на себе его ласковый взгляд, теплые прикосновения.
Он слегка ущипнул меня за кожу чуть выше сустава, и я открыла глаза.
«Ты чего, маленькая моя?»
– Ты называешь меня «своей», а сам не принадлежишь мне…
«Тебя только это беспокоит?»
– Разве этого недостаточно?
Он тяжело вздохнул и отвернулся, размышляя о чем-то.
«Неужели твои гормоны – наиболее сильный аргумент против моего к тебе отношения?»
– При чем здесь гормоны?
«Ты же в медицинском учишься. Знаешь, наверное, что у человека, помимо сознания, есть подсознание и физиология. Так вот… Твое тело хочет нечто большее, чем невинные объятия и поцелуи. Разум же отвергает такую возможность. Ты же знаешь, я не против удовлетворить твои потребности… Но ты сама не будешь ли жалеть потом и винить себя в безрассудстве?»
– Буду.
«Тогда терпи» – улыбнулся он и отодвинулся от меня.
Я не хотела его как мужчину… По крайней мере, сейчас. Я прекрасно все осознавала. Мне просто было нужно знать, что он мой, что он не принадлежит никакой Ангелине, и она ему не нужна. Меня душил чисто-женский эгоизм.
– Сидят, – послышался голос санитара, – и даже не думают идти на ужин.
18.14.
Мы приехали в столовую. Ваня поставил поднос перед Германом и сел рядом со мной. На тарелке был рассыпан рис, и чернела котлета. В стакане был вскипяченный чай с жутким запахом имбиря.
– Тебе чего-нибудь принести? – спросил у меня санитар.
– Если только воды… – протянула я, не желая вкусить даже самые восхитительные блюда мира.
– Там еще яблоки есть.
– Нет, спасибо.
Через минуту передо мной стоял стакан с водой.
«Ты так совсем исхудаешь!» – заметил Герман.
Я улыбнулась.
– Ты чего? – удивился Ваня.
Я не стала отвечать ему, но обратилась к своему подопечному.
– Может я отъеду на полчаса?
«Зачем?»
– Ну, заеду домой, переоденусь, возьму пижаму… Закажу пиццу, и мы вместе нормально поужинаем…
«Если ты так хочешь…»
– Ты сама с собой разговариваешь? – испугался санитар. – Или на самом деле понимаешь его?
«Скажи, что умеешь видеть то, чего ему не дано» – подсказывал мне Герман.
– Я умею читать по губам, – перефразировала я.
– Полезный навык! – заметил Ваня.
18.42.
После того, как мы отвезли пациента в палату, я, взяв свой рюкзачок, села в машину и направилась в город.
В пиццерии было много народу. Я оплатила заказ на «Маргариту» и сказала, что заеду за ней через 20 минут.
18.50.
Я забежала домой, нашла в шкафу шорты и большую футболку, чтобы спать в этом ночью. Затем сняла платье и надела другое – более удобное.
Заварив вкусный фруктовый чай, я залила его в термос, выключила газ, свет, схватила пакет с одеждой и, закрыв входную дверь на ключ, спустилась к машине.
Через несколько минут я заехала в пиццерию, забрала заказ и направилась за город.
19.12.
Солнце еще не село, но уже прохлада завладевала землей. Ветер играл с деревьями, словно с бумажными куклами.
Я прошла за ворота, поднялась по лестнице. Герман сидел у кона в кресле-каталке. Ваня расправлял простынь на кровати.
Я прошла к столу, положила на него большую картонную коробку с пиццей, поставила термос.
– Вань, присоединяйся! – предложила я санитару. – Только найди еще пару кружек.
Человек в синем костюме вышел из палаты. Я села напротив своего подопечного. Он устремил на меня свой внимательный взгляд.
– Что-то не так? – раскрывая коробку и, раскручивая термос, спросила я.
«Мне до сих пор не верится, что ты решила провести ночь здесь».
– Всё когда-нибудь случается в первый раз.
«Главное, чтобы потом не было больно».
– Ничего страшного. У меня высокий порог чувствительности.
Ваня снова показался в помещении. Я разлила чай по кружкам и раздала всем по куску пиццы.
20.03.
Поздний ужин был окончен. Через час по расписанию планировался отбой.
– Как с Настей дела? – поинтересовалась я у санитара, когда тот мыл кружки в комнате для персонала.
– Вы с ней хорошие подруги?
– Не так, чтобы очень…
– Ты с ней, наверное, очень редко общаешься…
– Почему ты так думаешь?
– Ян, давай начистоту? – предложил он, выключив воду.
– Давай, – согласилась я.
– Она… как бы это помягче сказать?
– Говори, как есть.
– Недалекая, что ли…
– То есть тупая?
– Ну, можно и так…
– Не могу не согласиться.
– Она же ничего не знает! Абсолютно! С ней говорить не о чем! Она считает, что «гильотина» – это блюдо итальянской кухни.
– Хах, итальянцы, конечно, извращенцы, но не до такой степени!
– Я знаю. Она учится так же?
– Ну… Когда ее спрашивают, что делать при желудочном кровотечении, она весело и смело отвечает, что надо положить горячую грелку.
– Бог ты мой! Она же – потенциальный убийца!
– Но может она еще изменится?
– Не знаю. Думаешь, стоит подождать?
Я пожала плечами.
20.21.
Я зашла в палату, улыбнулась Герману, взяла пакет с одеждой и направилась в санузел, чтобы переодеться.
Через пару минут я вернулась, но ни Германа, ни Вани не было в помещении.
20.32.
Санитар вернул пациента на кресле в палату.
– Где вы были? – поинтересовалась я.
– Умывались, – ответил Ваня, подвез мужчину к кровати, помог ему переместиться на нее.
– Не пристегивай, – попросила я.
– Опять смелую из себя строишь?
– Немного, – улыбнулась я, подошла к кровати, поправила подушку.
«Пойдем со мной!» – прочитала я по губам.
– Куда? – спросила я.
«Домой…»
Я улыбнулась, и в этот момент стало бесконечно тепло, словно укрыли пуховой шалью. Захотелось сделать глубокий вдох. Странно, но в ту секунду я вдруг осознала, что нигде не чувствую себя дома – ни у родителей, ни в своей квартире. Быть может, мой дом там, где Герман?
20.44.
На улице сгущались сумерки. Ваня зажег ночник, пожелал нам спокойной ночи и ушел. Я придвинула пустую кровать к той, на которой лежал Герман, выключила лампу, сняла балетки и залезла на постель.
Я села поближе к нему, поджав ноги и, упершись коленями в его бок.
– Как бы мне хотелось, чтобы хоть малая доля того, что происходит с нами