– Динара? – Лицо Гузель вытянулось от удивления. – Что еще ей нужно?

– Она…она забыла кое-что мне… показать. Она сейчас подъедет. Мы с ней быстренько съездим в институт. Вещи возьмем с собой. Вы не беспокойтесь, она же меня и на вокзал привезет.

– Бред какой-то! – недоуменно проговорила Гузель. – Куда это вы быстренько съездите? Она что, с ума сошла за своим компьютером? Поезд ждать не будет. К тому же тебе надо поесть перед дорогой.

– Я не голодна! – Вера сглотнула слюну.

– Нет и нет! Я никуда тебя не отпущу. Динарка чокнутая, вечно она выдумает бог знает что.

– Гузель Кабировна, я вас умоляю! – Вера, не слушая ее, кинулась в подъезд.

Гузель, ворча, шла следом. Вере казалось, она нарочно медлит, нога за ногу поднимается по лестнице, копается в сумке в поисках ключа. «Скорее, скорей же», – про себя торопила ее Вера.

Наконец Гузель распахнула перед ней дверь. Вера, едва сняв сапоги, бросилась в комнату и выбежала оттуда с сумкой.

– Все, я пошла.

– Иди, – неожиданно покорно произнесла Гузель. Вера вдруг заметила, как она не молода: седина в волосах, под глазами мешки, в углах губ морщинки. И тон у Гузель был не властный, как всегда, а потерянный. Вере стало до боли жалко ее, захотелось сказать что-то ободряющее, но времени катастрофически не оставалось.

– Мы обязательно увидимся! – Она чмокнула Гузель в щеку. – Вы ведь приедете на вокзал?

– Приеду.

– И в Москву. Как можно скорее. Я завтра же позвоню.

– Хорошо. – Гузель вымученно улыбнулась.

Вера накинула на плечо ремень от сумки.

– Скажи Динаре, чтобы не гнала машину, – попросила Гузель. – Я вечно за нее боюсь. Такая сорви-голова.

– Обязательно скажу. Вы не волнуйтесь, я за ней буду следить.

– Погоди еще секунду. – Гузель сходила в кухню и вернулась оттуда с пакетом. – Вот. Это тебе в дорогу. Теперь беги.

– Спасибо. – Вера вышла на лестничную площадку. Сердце в груди начинало свой обычный, бешеный перестук – как всегда, в преддверии встречи с Рустамом.

Вера вприпрыжку сбежала с лестницы и остановилась неподалеку от подъезда. Почти в тот же момент вдали загорелись фары.

– Вера! – прокричал Рустам, опустив стекло.

Она пошла к нему, увязая в сугробах.

Он вылез из машины, подхватил ее на руки.

– Что ты, не надо! Я же в пальто, тяжелая!

– Ты Дюймовочка.

Они целовались, прямо на морозе, в темноте, освещаемые желтыми фарами, как прожекторами.

– Я думал, не увижу тебя. – Рустам провел ладонью по вериной щеке. – Какая гладкая. Как шелк. Моя девочка, моя Кызым.

– Поезд, – навзрыд, захлебываясь снежным воздухом, проговорила Вера.

– Знаю, что поезд. – Он прижал ее к себе. – Ничего. Мы успеем. Садись.

Они уселись в машину. Сумку Рустам кинул на заднее сидение. Зарокотал мотор.

«Не доехать до гостиницы», – думала Вера, и ей было все равно. Нет, так нет. Разве имеет на свете что-то значение, если им через час придется расстаться?

Они проехали минут десять и остановились. За окном была темнота, не видно ни зги.

– Выходим, – тихо, в самое ухо Вере, произнес Рустам.

Она послушно следовала за ним. Вокруг был пустынный двор, освещаемый единственным, тусклым фонарем. Где-то впереди маячили темные очертания дома.

– Что это? – спросила Вера в недоумении.

– Все будет хорошо. Не бойся. Иди за мной. – Он нашел ее руку и крепко сжал.

Они шли по вытоптанной в снегу узкой тропинке, Рустам чуть впереди, Вера сзади. Он потянул на себя дверь, и та поддалась с жутким скрипом. В лицо дохнуло смрадным запахом давно не убираемого подъезда – смесью гнилой помойки и кошачьей мочи. Вера почувствовала, что сейчас задохнется, к горлу подкатила тошнота. Она невольно вырвала руку у Рустама и прикрыла лицо.

– Сейчас, Кызым, сейчас. Потерпи чуть-чуть. – Он повел ее по ступенькам, едва различимым в блеклом свете полуразбитой лампочки.

– Где мы? – снова жалобно проговорила Вера.

– Это квартира моего друга. Дом идет под снос. Жильцы почти все разъехались, но кое-кто еще остался. У меня есть ключ. Прости. Времени мало, а гостиница далеко.

Они остановились на площадке третьего этажа. Рустам отпер выкрашенную коричневой краской дверь, и Вера увидела вполне приличную прихожую. Она была абсолютно пуста, ни шкафчика, ни зеркала, лишь в стене сиротливо торчал позабытый всеми железный крюк.

Рустам помог снять Вере пальто и водрузил его на крюк поверх своей куртки. В квартире было довольно тепло, но слегка жутковато. Вера, скрипя половицами, прошла по коридору и оказалась в комнате. Зловеще поблескивали голые окна, на полу в одном из углов валялся старый байковый заяц с оторванным ухом. В другом углу скособочился древний диван с темно-зеленой обивкой.

– Сервис не фонтан, – шутливо объявил Рустам и привычным уже Вере движением стянул через голову свитер. – Но ты не беспокойся, здесь жили не бомжи, а люди приличные. А в ванной даже есть горячая вода. Пожалуй, я загляну туда, а ты пока обустраивайся.

Он вышел из комнаты. Вера нерешительно приблизилась к дивану и села. Против ее ожиданий он оказался мягким и удобным. Вера мечтательно прикрыла глаза и вдруг вспомнила, что не позвонила Динаре. То-то шуму будет, если та приедет на вокзал одна, и Гузель поймет, что ее надули.

Вера поспешно вынула телефон и набрала номер. Динара, как назло, не отзывалась. «Черт!» – в отчаянии проговорила Вера, понимая, что влипла. Она предприняла еще пару попыток, но все без толку.

В коридоре послышались шаги возвращающегося Рустама. Вера безнадежно махнула рукой и запихнула телефон обратно в сумку. Будь что будет, в конце концов, кто такая Гузель, чтобы вмешиваться в ее жизнь!

– У нас полчаса, – вполголоса сказал Рустам и подошел к дивану…

…Иногда время имеет свойства пружины. Так же, как и ее, его можно растянуть или сжать. Бывают моменты, когда кажется, что прошло лишь несколько минут, а на самом деле пролетело несколько часов. С Верой сейчас было наоборот: жалкие полчаса были для нее целой вечностью. Ее чувства настолько обострились, что время, остановив разбег, затормозило, наглядно демонстрируя теорию относительности Эйнштейна.

Она старалась запомнить навсегда то, что с ней происходило. Лицо Рустама, его глаза, затуманенные сначала страстью, а после нежностью, прядь черных, блестящих волос на лбу, его смуглые руки на ее груди, запахи их тел, слившиеся воедино, в один бесподобный, дурманящий аромат, и сами тела, приникшие друг к другу, генерирующие электрические разряды…

Она все-таки не выдержала и разрыдалась. Он прижал к себе ее голову, гладил светлые, льняные волосы.