Медицинский персонал в Мюнстерлингене составляли директор Ульрих Бройхли и два его ассистента: Роршах и русский по национальности доктор Павел Соколов, который разговаривал с Роршахом по-немецки и по-русски в чередующиеся недели языковой практики, пока Ольга оставалась за границей. В штат входили управляющий клиники, его помощник и кастелянша, но там не было никаких социальных работников, дополнительных терапевтов или секретарей, поэтому три доктора отвечали за всё. Точнее сказать, за всё отвечали Роршах и Соколов. «Директор очень ленив, — жаловался Роршах, — а также по-настоящему груб и бестактен, но по крайней мере с ним легко договориться». В прошлом Бройхли был ассистентом Эйгена Блейлера, а клиникой Мюнстерлингена он руководил с 1905 года. Роршах познакомился с ним в 1907 году, когда работал в больнице по соседству. Они так и не стали близкими друзьями, но их отношения были теплыми, и мнение Роршаха о начальнике было в основном положительным. «Это совершенно естественно: он ленив, мы делаем всю работу за него, а он сидит где-нибудь поблизости, наслаждаясь лучами солнца, или, говоря другими словами, он — директор. Когда он уходит, мы получаем то, что заслужили, другими словами — теперь мы директора и сами можем нежиться на солнышке».

Роршах въехал в небольшую квартиру, а Ольга осталась в России, где лечила пострадавших от эпидемий тифа и холеры. «Наконец-то, — писал он, — впервые за всю жизнь я нахожусь в ситуации, когда могу зарабатывать деньги и имею стабильную работу. Все мои желания исполнились, за исключением того, что Ольги нет рядом». Она приехала спустя полгода, и Роршахи наконец поженились: гражданская церемония прошла в Цюрихе 21 апреля 1910 года. Они поместили в семейный фотоальбом три снимка — свадебное фото и два изображения своей квартиры с видом на озеро — и подписали внизу: «1 мая 1910 года». Ольга описывала Мюнстерлинген как «очень красивый маленький городок. У нас есть две симпатичные комнаты с видом на озеро и множество цветов вокруг». Герман работал до семи. Потом, вечернею порой, они ходили на прогулки, или читали, или катались на лодке по озеру, а днем по выходным путешествовали по окрестностям. «Наша жизнь здесь не слишком разнообразна, — это стоящий на отшибе маленький городок, но нам с Германом и не нужно большего».

Через шесть месяцев после регистрации брака в цюрихской магистратуре Герман и Лола поженились снова — на этот раз по обряду Русской Православной церкви, в Женеве. После трех дней осмотра достопримечательностей они отправились на корабле в Монтре, а затем — на поезде в Шпиц, на озеро Тун и в Майринген, по тому же самому маршруту, которым в 1857 году в возрасте двадцати восьми лет путешествовал любимый Роршахом Лев Толстой. Для Толстого то путешествие стало очень важным как для писателя и человека. Толстой выбрал такой маршрут потому, что тот был популярен, но Роршахи наверняка сделали этот выбор, чтобы превратить свою российско-швейцарскую свадьбу в настоящее «российско-швейцарское паломничество». По возвращении они обрадовались, узнав, что Бройхли отбыл в отпуск. «У нас с Лолой все хорошо, очень хорошо, мы любим друг друга, — написал Герман Анне через несколько недель. — Мы словно живем на безмятежном острове, живем просто для себя, нас абсолютно ничто не беспокоит». Боденское озеро заметно обмелело, продолжал он, и скоро почернеет, отражая зимнее небо. Роршах около года прожил в нескольких шагах от его береговой линии. Ему только что исполнилось двадцать шесть.

Спектр деятельности семьи Роршахов постепенно расширялся. «Сегодня проводится ярмарка для пациентов, и многие из них — пациенты Германа, — писала Ольга Анне в августе. — Все виды каруселей, кукольные театры, тиры и так далее». Герман добавил: «Карусель, танцплощадка, зверинец — все что угодно. Пациентам это очень понравилось. Жаль, что вечером все закончится». В другие годы клинику навещали музыканты из Гёттингенского Музыкального общества, а начиная с 1913 года большой грузовой корабль, специально переоборудованный так, чтобы принять на борт больше сотни человек, возил пациентов на прогулки по озеру. Эта забава стала очень популярной, и они надеялись, что смогут повторять ее каждый год.

Тот же альбом, где хранилась свадебная фотография Роршахов, содержит десятки снимков описываемых событий, связанных с клиникой. Роршах был заядлым фотографом и, казалось, любил беспристрастно фиксировать на снимках людей и события, а также праздники, которые стремился задокументировать. Он был любознательным эрудитом. Строго следовать только лишь траектории научной карьеры означало упустить многое из того, что делало его работу над тестом возможной. Снова и снова фотографировал он свой дом и лодочные прогулки в окрестностях Мюнстерлингена: землю с озера и озеро с земли, отражения цвета и тени на небе и в воде. Он давал своим пациентам материалы для творчества — не фотокамеры, конечно, но бумагу, краски, глину для лепки. Может быть, не так просто разговаривать с шизофреником, но существуют другие способы заставить его раскрыться.

После того как они встретили первое совместное Рождество в заснеженном Мюнстерлингене, Герман и Лола наполнили свои дни игрой в шахматы и исполнением музыкальных произведений. Герман играл на своей скрипке, привезенной из Шаффхаузена, а Лола — на гитаре, которую он подарил ей на Рождество. Герман был очень благодарен Анне за «превосходный» подарок — книгу Гоголя. Роршахи отправили ей в Россию альпийский календарь, который «каждый день отдавал бы ей частичку Родины». Это была идея Ольги: уж она-то знала, что такое тоска по дому. За год до этого сам Герман, без Ольги, сделал сестре более педантичный подарок — книгу «Фауст» Гёте, «которую ты, возможно, еще не читала. Это самая восхитительная вещь, когда-либо написанная в мире».

И вот — новогодний карнавал. Роршах составил программу песен, театральных сценок, маскарадов и танцев. С годами требования времени становились более жесткими, и проводить эти праздничные вечеринки было все тяжелее, но, когда все только начиналось, Роршах принимал участие в их организации с большим энтузиазмом.

Хоть арт-терапия, театральная терапия и прочие подобные вещи не были в новинку, результаты деятельности Роршаха казались Ольге и остальным скорее развлечением, нежели лечением. Тем не менее то, как Роршах описывал свои чаяния вызвать у пациентов реакцию на увеличенные проекции во время рождественской вечеринки, предполагало, что он рассчитывал извлечь из этого некоторую пользу. Он даже обзавелся обезьянкой, приобретя ее у труппы странствующих циркачей, и в течение нескольких месяцев приводил животное на свои смены в клинике, также с целью вызвать эмпатическую реакцию. Некоторым тяжелобольным, обычно ни на что не реагировавшим, очень нравились гримасничанья обезьяны, и они не оставались безучастными, когда она озорно скакала по их головам и играла с их волосами. Хотя это и не было прямым исцелением, но все же давало Роршаху косвенный доступ к сознанию его пациентов.

За время, свободное от экспериментов с обезьянкой и фотографиями, Роршах опубликовал одиннадцать статей, основанных на опыте, полученном в процессе работы в Мюнстерлингене. Некоторые из них были выдержаны во фрейдистском ключе, другие — в юнгианском, а в третьих раскрывались его собственные интересы.

Как подметил один из следующих директоров Мюнстерлингенской клиники: «Для периода длиной в три года такой масштабный научный вклад является поистине ошеломляющим, особенно если учесть, что Роршах также рецензировал множество книг, писал объемные истории болезней, потратил много времени на работы по организации деятельности пациентов, писал юмористические песни и стихи для карнавалов, ухаживал за обезьянкой, играл в боулинг в деревне, да еще и написал серьезную научную монографию, посвященную опухолям шишковидной железы, отказавшись от отпуска, чтобы исследовать опухоли под микроскопом в цюрихском Институте анатомии мозга.