— Опять пьете? — нахмурилась Лера.

— Не грузи, — рыкнул Батон, но по всему было видно — он искренне обрадовался девушке.

Охотник расположился с комфортом. Подойдя ближе, Лера с любопытством оглядела убежище своего наставника. Среди огромных ящиков была втиснута небольшая брезентовая палатка, над входом в которую тускло светил фонарь «летучая мышь». Из-под края полога торчал вытянутый сверток, и девушка сразу узнала зачехленный приклад СВД. Набитый всевозможными ловушками и манками рюкзак тоже был здесь. Застигнутый любопытной крысой, Батон с невозмутимостью домохозяйки развешивал дырявые носки на веревке, протянутой между ящиками в двух метрах над полом.

— Вы для этого всем про свою вылазку говорили, чтобы незаметно исчезнуть? — догадалась Лера, внутренне ликуя от того, что встретила родное лицо.

— Ясен пень, — дядя Миша снова принялся за носки. — А тебя-то Ерофеич как отпустил?

— Я ему записку написала, что с вами ушла.

— Вот это я понимаю, срослось! — раскатисто захохотал Батон. — Сбежавшая невеста, блин! Гляжу, подругу себе уже нашла. Носок верни, Чучундра! И учти, будешь бузить — вздрючу! Я на твое семейство столько живности переловил — у буренки шерсти на заднице меньше!

— Чучундра — это разновидность? Вы знаете, что это за зверек? — отобрав у разочарованно пискнувшей товарки добычу, Лера вернула носок дяде Мише. — Белая крыса, да?

— Крыса?! — фыркнул тот. — Мышь это, самая обыкновенная. Только отожравшаяся. А Чучундра — просто кликуха, и все.

— Никогда не видела мышей.

— Надо же когда-то начинать, — подметил Батон и приложился к бутылке.

— Откуда она здесь?

Охотник пожал плечами:

— Шут его знает. В старину на атомных подлодках всегда белых мышей держали. Чья-нибудь пра-пра-правнучка, наверное.

— Они добрые? — Лера с любопытством разглядывала жавшегося к ботинку зверька.

— Это смотря как себя вести будешь, — ответил дядя Миша и нахмурился. — Только дверь на ночь запирай, а то ненароком пальцы обгрызет… Да шучу, шучу! — засмеялся он.

— А почему вы не со всеми?

— Гонцы залетные мне не нравятся. Хоть ты тресни, нечисто что-то тут, — прекратив возиться с бельем, нахмурился Батон. — А от рож этих калининградских вообще кулаки чешутся. Последить за ними решил. Так что я как-нибудь сам здесь, привычней это для меня. Чем меньше буду перед глазами мельтешить, тем лучше.

— Зачем им в Антарктику? — к своему стыду, Лера только сейчас поняла, что совершенно не знает цели экспедиции.

— Вирус, говорят, там какой-то есть, — ответил Батон и вкратце пересказал суть собрания в Пионерском убежище.

— Думаете, у нас получится? — спросила девушка, когда он замолчал и снова приложился к бутылке. — Вот было бы здорово!

— Черт его знает, — охотник зашуршал ладонью по небритой щеке, — что там у калининградских этих на уме. Ты с ними, это, ухо востро держи и не болтай особо. Я этот вопрос по-своему провентилирую.

— Как?

— Буду шпионить, ясен пень!

— Вы им не верите?

— Я давно никому не верю, — ответил Батон, задумчиво смотря перед собой. — Кроме тебя, разве что.

— А скоро мы доплываем?

— Ну, мать, ты даешь! — захохотал Батон, и Лера в очередной раз за день почувствовала, как у нее запылали уши. — Как же ты операцию-то готовила, а? Несколько месяцев плыть, лисенок. Всю лодку вдоль и поперек отдраить успеешь, да еще и по винтикам перебрать.

— Несколько месяцев… — прошептала поежившаяся девушка. Только сейчас она по-настоящему начинала осознавать, во что ввязалась.

* * *

Когда-то, чуть менее века назад, где-то на Балтике затопили тысячи тонн химического оружия Вермахта. Таким незатейливым способом страны-победительницы решили покончить с опасным наследием Третьего Рейха. Ни сил, ни желания решать проблему у них не было — и они просто отписали ее своим потомкам.

Соленая морская вода разъела металл.

Смертоносная отрава стала насыщать воду. Особенности течений не давали отравленной воде идти дальше мыса Таран и города Янтарного, поэтому тем, кто выжил в Пионерске, ядовитые туманы с моря были не страшны. Но лодка неумолимо приближалась к границам зараженной акватории, которая начиналась за мысом, к юго-западу от нынешнего курса.

На фоне кроваво-алого неба, подкрашенного фиолетовыми мазками облаков, вздымался громадный черный силуэт.

— Это еще что такое? — пробормотал приникший к окулярам бинокля Лобачев.

Напитанный солью ветерок щекотал лица собравшихся на палубе людей.

— Не знаю, — Азат, прищурившись, всматривался в горизонт. — Хрень какая-то.

— «Д-6» это, — поднявшийся на палубу Савельев натянул шапку на уши. — Мне еще отец про нее рассказывал.

— Кравцовское месторождение? — Лобачев снова приник к биноклю. — Оно же на востоке. Ты точно курс проверил?

Стоящий рядом Тарас кивнул.

— Значит, снесло. Разрешите? — Савельев взял у капитана бинокль. — Можно высадиться, поскрести по сусекам. Насчет топлива, например.

— Топлива, — усмехнулся Лобачев. — Атомную лодку сырой нефтью заправлять собрался?

— Для бота! Или там для генераторов переносных, — нашелся Савельев.

— Все равно по пути, — капитан отобрал у помощника бинокль. — Может, живой там кто? Скорость?

— Пять узлов.

— Увеличить до семи, — Лобачев оглядел небо. — Глядишь, до захода солнца успеем.

Вечерело. Надувные лодки одна за другой плюхались в воду.

— Заброшенная она, — разочарованно протянул Савельев, оглядывая массивный остов платформы, изъеденный бурой ржавчиной и оплетенный вьющимися побегами мясистых водорослей. — Зря народ гоношили.

— Не хоронись раньше времени, — посоветовал Тарас и первым спустился в неустойчивую лодку.

Гребли осторожно, плавно погружая короткие весла в окружающую станцию вонючую нефтяную пленку.

— Эй, на платформе! — подняв мегафон, сказал Лобачев. — Есть кто-нибудь?

Тишина. Эхо усиленного мегафоном голоса, несколько раз отскочило от стен внутри станции и, наконец, где-то спряталось.

— Нужно лестницу найти, — в своей манере прищурился, оглядывая строение ритмично гребущий Азат.

— Что бы мы без тебя делали, — беззлобно поддел сидящий позади Савельев.

Вереница лодок стала огибать остов платформы.

— Твою ж!.. — не сдержался первым повернувший за угол Тарас.

С другой стороны к основанию платформы тросами была прикреплена оскалившаяся в немом рыке туша тюленя, настолько огромного, что находящиеся в лодках поначалу приняли ее за останки кита.