Лень – это плохо. Безусловно. Но вот вопрос: всегда ли то, что похоже на лень, является ленью и всякая ли деловитость свидетельствует о трудолюбии? Как отличить подлинную лень, то есть «отвращение к трудовому усилию», как это определял А. С. Макаренко, от лени мнимой? Этот вопрос в письмах даже не упомянут. Жаль. Не свидетельствует ли это о нашем невнимании к сложности, неоднозначности этой большой воспитательной проблемы?

Вот мы говорим: «лень-матушка». А попробуйте представить себе словосочетания: «ложь-матушка», «жадность-матушка», «трусость-матушка». Не получается! Ни с одним пороком не уживается это ласковое слово «матушка», а с ленью ужилось. Не без иронии, конечно, но и ирония-то незлая получается, добродушная.

Или вот: Обломов, само имя которого стало синонимом беспробудной лени, не вызывает у нас отвращения, а в то же время деятельный Штольц нашими симпатиями никак не пользуется.

Нет, не получается с ленью так уж все просто. Невольно возникает мысль: всегда ли лень – это плохо? Может быть, в лени отчасти кроется защищенность от перегрузок, суеты, стрессовых состояний? Или проявляется стремление к стабильности, к устойчивости бытия – в противовес безудержному потоку жизни? Может быть, она – «матушка»! – помогает не начинать дела сплеча, без всяких раздумий, позволяет понаблюдать, осмыслить, остановить прекрасные мгновения жизни, предупредить иные необдуманные скоропалительные поступки? У Пушкина встречаю: «Я променял порочный двор Цирцей… на праздность вольную, подругу размышленья». И у Маяковского: «А я – убег на берег Риона и шлялся, ни черта не делая ровно. Сердилась мама: “Мальчишка паршивый”. Грозился папаша поясом выстегать…»

Оказывается, действительно все не просто: «лень» будущего поэта родителей в восторг не приводила. Они считали ее обыкновенной ленью – и ошибались!

То же случается и с современными родителями. Мы не умеем организовать труд ребят, часто не видим, что кроется за внешней их праздностью: то ли отвращение к любому волевому усилию, то ли, наоборот, предельная сосредоточенность на чем-то очень важном; то ли скрытый протест против каких-то наших родительских действий, то ли губительное равнодушие к любому делу? А может быть, это робость от собственной неумелости и неловкости или просто усталость от постоянного сидения над уроками? Выходит, лень наших детей – следствие каких-то неустройств в их жизни.

Посмотрите-ка, какое удивительное письмо прислала нам шестнадцатилетняя Марина С. из Нижнего Тагила: «С детства мне не давали возможности делать хоть что-нибудь самой. Мыть посуду было нельзя – вдруг разобьешь тарелку, пол подмести – рано еще, все равно после тебя переделывать придется. А сейчас заставляют это делать, а я не хочу. Понимаете, не хочу, и все. Может, и стала бы все делать, но как быть с родителями? Они будут считать, что это их заслуга, что это они перевоспитали меня: раньше, мол, не делала ничего, а сейчас вот работает по дому. Я не могу так, понимаете? “Гордость”, что ли, какая-то, какое-то чувство неподчинения. Уступать не хочется. Я понимаю, что это неправильно, но сейчас, видимо, уже поздно. Может быть, я вырасту и все пойму – как тяжело матери одной работать и т. д. Да я и сейчас это понимаю, но не могу себя переломить. Если бы родители попробовали говорить со мной иначе, а то только и слышишь: “Ничего не помогаешь, а ведь уже большая”».

Да ведь это настоящее средство защиты от несправедливости, форма протеста, пассивного, но протеста – против… нашей родительской лени. Вот ее-то оправдать ничем нельзя.

Я думаю, надо четко различать два вида нервных, психических напряжений.

Напряжение от сосредоточенности на каком-либо огромном, нужном, прекрасном деле – оно не во вред; наоборот, именно оно и растит, тянет вверх человека. Лень как неспособность к такого рода напряжениям пагубна для человека, растлевает его.

Но есть и другое напряжение – от суеты сует, когда силы, время человека растаскиваются по мелочам, на тысячи пустяковых забот, далеко не обязательных, часто ненужных, даже вредных. Это гнетет, оглушает – губит. И способ уйти от этого – отключение, расслабление – та самая лень-матушка, которая только и спасает.

А в делах семейных есть и то, и другое…

Видеть, что есть что – еще одно условие нашего семейного благополучия. Нужно научиться различать интуитивно найденные способы расслабления и отдыха – и вялое безволие, неспособность или нежелание напрячься для нужного дела, сосредоточиться, собраться.

Причем распознавать это надо как у детей, так и у самих себя.

Сколько мне помнится, ни одно родительское собрание в школе не обходилось без этого грозного слова – «контроль»: «Усильте контроль за детьми!», «Бесконтролье ведет к беде!», «Постоянно контролируйте, где, с кем проводит время ваш ребенок, чем он занят, во что играет!..»

Вот и в письмах все педагоги, написавшие нам, единодушны: контроль необходим, «бесконтрольность в учебное время, бесконтрольность на каникулах дают в девяти случаях из десяти нравственный брак» (С. Корягин, Смоленская обл.).

Мнение родителей: «Контроль за ребенком у родителей в крови – с первого шага, крика, слова» (Г. П., Воронеж).

Однако посмотрите! В письмах подрастающих наших детей – отчаянный протест: «Нам не нужен контроль, нужно доверие! Его нам так не хватает…» И в то же время просьба к взрослым: «Помогайте нам…», «Станьте собеседниками…» И тут же предостережение: «Но не опекайте нас».

Как же во всем этом разобраться?

Думаю, что все зависит от того, что понимать под словом «контроль». А понимают разное. Подростки протестуют против надоедливой опеки, сопровождающейся подозрительностью и недоверием. Писем от них много, а вот писем от родителей, практикующих такой «контроль», – нет. Может быть, это потому, что они и сами не чувствуют себя правыми, просто не знают, как быть. Не знают, как надо. Ведь болит сердце за детей, вот и мечется мать в страхе, желая только лучшего, только хорошего, а получается все хуже да хуже.

В школе твердят: «Плохо следите за сыном, контролируйте его строже». Она и контролирует, как умеет: «Где был?», «Выверни карманы!» «Сдачу всю принес?», «Покажи дневник!», «А не врешь? Я у учительницы спрошу – не отвертишься!..» А мальчишка обманывает все изощреннее, огрызается все наглее. «Ах, как трудно с подростками», – слышишь то и дело.

«А мне легко! – пишет Е. Трубкина (Челябинская область). – Когда есть доверие с самого раннего возраста, тогда и придирчивый контроль не нужен».

А если шагу не дают ступить без присмотра, получается вот что.

«Летом на даче мы жили по соседству с семьей, где была девочка трех лет, – рассказывает в письме москвичка Т. Денисова. – Уже с утра мама громко окликала дочку, которая увлеченно играла в песочнице: “Анюта, ты где?”

– Я играю.

Через несколько минут:

– Аня! Ты здесь?

– Да.

Через некоторое время – вновь мамин голос: