* * *

Все у генерал-лейтенанта Овдеенко было большое и основательное – кабинет, портрет Дзержинского, стол, лампа с зеленым абажуром и даже он сам, начальник управления недетских шалостей могущественного и сурового “Недетского мира”. Впрочем, выглядел генерал весьма привлекательно. Хотя и постарше Егорыча, но подтянутый, сухопарый, спортивный. Тонкие губы, правильные, но слегка смазанные, будто для маскировки, черты лица. Идеальный типаж для одиноких женщин бальзаковского возраста. Мужчина с большой буквы “М”… глаза, правда, немного пованивали опасностью и смертью.

– Ну садись, подполковник, коли пришел. Адъютант мне всю плешь проел о срочности твоих государственных дел. Выкладывай.

Генерал указал подчиненному на стул за огромным столом для совещаний. Стул был маленьким и неудобным. “Наверное, специально, – внезапно догадался Егорыч, – чтобы ничтожными все казались. У него-то вон какой трон во главе стола. Сразу видно, кто в берлоге медведь, а кто…” Егорыч нервно поерзал на стуле и вдруг выпалил:

– Пидор!

– Что-о-о-о-о-о?! – побагровев лицом, пикирующим “мессершмитом” завыл генерал.

– Я, я пидор, Евгений Иванович! – торопясь и проглатывая звуки, поспешил объяснить Егорыч. – Недавно узнал, и вот… Пришел доложить.

– В переносном смысле, надеюсь? – усмехнулся генерал.

– Да нет, в прямом, – убитым голосом ответил Егорыч и всхлипнул.

– Ну ни хрена ж себе… – поразился начальник. – Ты – и пидор… Как-то не вяжется…

– Вяжется, товарищ генерал-лейтенант, ой как вяжется… – еще раз всхлипнул Егорыч и разрыдался.

Хозяин кабинета достал откуда-то хрустальную бутылку Hennessy, себе налил на донышке, а посетителю – полный стакан. Выпил сам, занюхал стоящей на столе фотографией царя с дарственной надписью. Рассмеялся. Сказал подполковнику:

– Пей. Пидоры тоже пьют. Или тебе сотерна?

“Знает, все знает”, – понял Егорыч и от ужаса выпил стакан залпом.

– А ты как думал, проказник, мы тут в бирюльки, что ли, играем? Мы здесь работаем на благо нашей могучей Родины, пидоров выявляем в прямом и переносном смысле. Вот и тебя выявили. Ты мне только одно скажи, Николаша. Ты или тебя?

– Не понимаю… я вас не понимаю, Евгений Иванович… – проблеял вконец растерявшийся, пьяненький уже Егорыч.

– Ну, ты в жопу долбишь голубков своих, или они тебе очко терзают?

– Я… я, товарищ генерал-лейтенант, я долблю, даже не сомневайтесь…

– Ну тогда еще ничего… – успокоился Овдеенко. – Тогда еще есть надежда… Исправим, пролечим. И вообще – молодежь, хипстеров этих всяких учить надо. Чтобы жопой, так сказать, почувствовали крепкую ось нашего русского добра и духовные скрепы. Чтобы в сторону Запада и не смотрели, а Русь нашу во всей ее красе поняли и полюбили. Да, через боль, через геморрой и разрывы прямой кишки, но полюбили.

Егорыч было обрадовался такой трактовке особенностей своей половой жизни, но, взглянув в пластмассовые глаза генерала, понял, что радоваться рано. “Проверяет! Знает все и проверяет, сука!”

– Нет, товарищ генерал-лейтенант, – произнес подполковник, как бы что-то внезапно вспомнив, – было пару раз, когда и меня. Очень мне стыдно, но и такое было.

– И тебе понравилось? – вкрадчиво спросил хозяин кабинета.

– Понравилось, – ответил Егорыч и опять разрыдался. На этот раз совершенно осознанно, даже несколько преувеличивая свои переживания. Всю жизнь он проработал в “Недетском мире” и правила знал хорошо. Разоружаться перед партией и старшими товарищами следовало полностью.

– Вот теперь верю, – по-деловому сухо прокомментировал генерал. – Рассказывай. Хотя я и сам все знаю. Но ты расскажи, лишним не будет.

Егорыч, подхватив официальный тон, коротко изложил суть дела. В конце, правда, для верности пару раз сдержанно всхлипнул. Кашу маслом не испортишь.

– Вот что, Николай Егорыч, – после паузы сказал Овдеенко, – как быть с тобой, я пока не знаю. От службы ты временно, до окончания проверки, отстранен. Можешь сходить в отпуск, но дальше дачи не езди. Понадобишься – позовем, а чувствую, что понадобишься. Штука этого парнишки действительно интересная, я распоряжусь, чтобы мне установили, сам разобраться хочу. Может, и стоит двинуть ее в массы, под нашим контролем, естественно. О каждом знать его подноготную – это невредно. А может, и на Запад стоит двинуть, еще интереснее получится. Что касается твоей сексуальной ориентации… Плохо, конечно, Светлану Сидоровну жалко, сына, но бог тебе судья. Главное, чтобы нравственная ориентация патриотической оставалась. А пока иди. Иди себе с богом.

Воспрянувший от благосклонности генерала Егорыч резво вскочил и двинулся к дверям. Уже у самого выхода он услышал слова как бы вслух рассуждающего хозяина кабинета:

– А вообще, если что, так у нас отряд боевых пидоров есть. Спецназовцев, так сказать, жопного фронта. Может, туда его…

Последним, что различил подполковник Николай Егорович Курган, покидая кабинет, был издевательский смех генерала.

Дальше смотреть реконструкцию реальности, предоставленную русским царем силам добра и порядка, стало скучновато. История повторялась много раз, пока не добралась до самого верха. У каждого начальника, к которому по цепочке попадало мое злосчастное изобретение, оказывалась своя червоточинка. В принципе начальники мало чем отличались от всех остальных людей, разве что гниль у них была гнилее, а демоны, дремлющие внутри, демонее. Мой поисковик, как раскаленная эстафетная палочка, жег им руки, и они, крича от боли и ужаса, перебрасывали его друг другу.

Около года Sekretex бродил по высшим эшелонам российской власти. Прежде чем он дошел до САМОГО, его протестировали на бизнесе, творческой богеме и даже оппозиции. За это время случилось много страшного, мерзкого, а иногда (очень редко) и смешного. Например, некий крупный чин в администрации президента, в обязанности которого входило надзирать за внутренней политикой и обеспечивать, охраняя богом данную власть кесаря, отсутствие реальной оппозиции, после месяца использования Sekretex вдруг понял, что он этого самого кесаря ненавидит всеми фибрами своей внезапно обнаружившейся души. Позиционируя себя скромным технократом, чиновник совсем такого не ожидал. Есть Бог, есть кесарь, есть он, умеющий лучше всех делать эту трудную работу. А эмоций, чувств, принципов нет и никогда не было. Он профессионал, ему платят фантастический гонорар. Деньгами, влиянием, возможностями. Какие, к черту, эмоции? Но Sekretex упрямо выкидывал его на оппозиционные сайты. Сплошные Каспаров с Навальным – и он, о ужас, с ними соглашался! Это было уже в самом конце цепочки, у самого подножия трона. Финал, тем не менее, оказался такой же, как у остальных. Пошел разводила каяться к царю, и цепь из начальников уперлась в вершину.

– Не вели казнить, вели миловать, царь-батюшка, – молвил, склонив повинную головушку, разводила.