Это газ, конечно… газ. Нет, не тот, который в кольцах Сатурна… тем паче что его там и вовсе нет… Это газ, который проникает в ноздри из тряпки, пропитанной хлороформом, наполняет легкие и дурманит разум. Газ действует на него, но странным, странным образом. Онто думал: наступит покой, смерть придет быстро и легко… ан нет, чертов газ наполняет сердце и мысли странной яростью и обидой. Ну, не забавно ли это — умирать, мучась ненавистью к кольцам Сатурна, как если бы именно они были виновны в том, что сломалась жизнь?

Ну, в какойто степени виноваты и они, и квадратура круга, и еще многое, многое… Виноваты любовь и не любовь, надежда и безнадежность, деньги, проклятые деньги…

Поторопился он написать предсмертное послание, в котором просит в смерти своей никого не винить, а жену прощает. Поторопился! Следовало бы написать вот так: «Софа, я тебя прощаю, но в смерти моей прошу винить кольца Сатурна!»

Тогда бы его сочли сумасшедшим, а безумцам грех самоубийства простителен.

Тьма сгущалась перед глазами, но сквозь нее все ослепительней начали просверкивать разноцветные искры. Из них соткался длинный коридор, и через него еще предстояло пройти, прежде чем узнать, что там такое, за порогом небытия. Говорят, посмертное знание все ставит на свои места. Ну вот… еще мгновение, и он доподлинно узнает, есть ли у Сатурна кольца и из чего они на самомто деле состоят. Жаль только, что не сможет сообщить жене: «Соня, а знаешь, ведь ты была совершенно права!» Или, наоборот, злорадно усмехнуться: «Нет, лапушка моя, дала ты хороошего маху с этими кольцами! На самом деле они… нет, ты даже вообразить себе не можешь! Летим, покажу!» Может быть, ему удастся задержаться на выходе из сверкающего коридора и дождаться, когда из него выскочит и его перепуганная, измученная, ошеломленная жена? Или она вовсе не будет такой уж ошеломленной? Вдруг она будет счастлива? Вдруг ей повезет?

Как бы узнать… Правда, неведомо, сколько лет придется ждать, но ведь это такая чепуха в сравнении с вечностью! Подожду, подожду, я тебя подожду…

* * *

— Ваше высокоблагородие, я прошу руки вашей дочери.

— Ну, прошу сейчас без чинов и званий. Я для вас в данный момент не генерал, а будущий тесть.

— Василий Васильевич, значит, вы согласны отдать мне Софью?! Какое счастье!

— Как Софью? Я думал… У меня создалось впечатление, что вы влюблены в Анну.

— Ну да, но, видите ли… Анна, да, я люблю ее, но только как друг, как друг! А жениться я бы желал на Софье…

— Но моя старшая дочь ждет вашего предложения! Я не намерен выдавать замуж младшую, не решив судьбы старшей! Может быть, вы одумаетесь, Владимир?

— Нет, Василий Васильевич, ваше высокоблагородие, господин генерал… Нет, я желал бы жениться на Софье.

— Коли так, подите вон, милостивый государь! В моем доме вам делать нечего!

— …Mon p?re, отчего это Владимир Онуфриевич выскочил от тебя сломя голову? Чем ты его так напугал? Неужели воспротивился его сватовству? Но ты же знаешь, что они с Анютой любят друг друга! Они уже считают себя женихом и невестой!

— Много ты понимаешь! Этот человек — законченный подлец. Бедная Анюта любит его, а он просит твоей руки. Надеюсь, ты не намерена…

— Что ты такое говоришь? Моей руки? Этого не может быть!

— Анюточка, Владимир сошел с ума, просто сошел с ума! Ведь все было решено: он вступает с тобой в фиктивный брак, а потом находит когонибудь и для меня. Да вот совсем недавно, как раз перед его поездкой в Петербург, я получила от него такое товарищеское, хорошее письмо, смотри: «В Петербурге, конечно, первым моим делом будет производство по вашему поручению смотра и отбора более годных экземпляров для приготовления консервов. Посмотрим, каковото удастся этот новый продукт!»

— При чем тут консервы, Соня?

— Ну, мы с Владимиром так называли возможных кандидатов на фиктивный брак со мной. Глупо и грубо, да? Но это просто шутка.

— Кажется, шутки кончились.

— Я ничего не понимаю…

— А что тут понимать, Соня? Владимир не хочет фиктивно жениться на мне — он хочет реально жениться на тебе. Он влюблен в тебя.

— Глупости! Что ты такое говоришь? Мне не нужна его любовь, я и сама его не люблю. Он нужен только для того, чтобы вырваться за границу, поехать учиться куданибудь, куда принимают женщин, в страну, где женщины обладают хотя бы правом получить образование!

— Ну вот ты и заполучила такого человека, который тебя увезет. И не вздумай отказываться, слышишь, Сонечка? Когда еще выпадет такая удача! Попробуем поискать для меня когото другого. Конечно, это будет очень сложно, ведь я старше тебя на семь лет. Но… Знаешь что, Соня? Если сможешь, постарайся и ты полюбить Владимира. Он прекрасный человек! Он мог бы стать тебе хорошим мужем.

— Еще раз говорю, ты ошибаешься. Ни у него, ни у меня и в мыслях нет ничего такого! Я люблю только математику и свою свободу. И так будет всегда!

— Анна, где твоя сестра? Гости давно собрались, а она так и не удосужилась выйти к ним. Это неприлично, в конце концов!

— Мама, она… она кудато ушла.

— Как ушла?! Куда?

— Барыни, не извольте беспокоиться. Барышня передала вам записочку.

— Что за новости! Василий, друг мой, что происходит с нашей дочерью? Какаято записка…

— Давайте посмотрим, что там такое? О Господи… «Папа, я у Владимира, прости, но я надеюсь, что теперь ты уже не будешь противиться нашему браку. Софа».

— Какой ужас…

— Какой позор! Я должен немедленно привезти ее обратно!

— Папа, мама, не мешайте им. Они любят друг друга, пусть будут счастливы. Конечно, Владимир небогат, но у Сонечки хорошее приданое.

— Я боюсь, что он гоняется именно за ее приданым!

— Оставьте вы их в покое, пусть делают, что хотят! Лучше повенчайте их как можно скорей, да и дело с концом.

— Владимир, я должна сказать тебе… Ты не имеешь права писать мне такие письма. Мы с тобой должны быть, как брат и сестра. Мы обвенчаны, ну и что? Мы ведь договорились, что наш брак — простая формальность. Что это за письмо, я не понимаю? «Вот уже целая вечность, как мы расстались, мой милый, чудный друг, и я опять начинаю считать дни, которые остались до нового свидания…» Меня это огорчает, понимаешь?

— Прости, Сонечка, но я ничего не могу поделать с собой. Я люблю тебя. Мне надоело притворяться. Как ты думаешь, почему я захотел жениться именно на тебе, а не на Анне? Я хочу стать твоим мужем на деле.

— Никогда! Никогда! Не огорчай меня, я не хочу увидеть в тебе такого же собственника и ретрограда, как другие мужчины. Я думала, ты человек новый, прогрессивный, передовой. Никаких пошлостей, ты слышишь?

Софья стояла перед зеркалом и придирчиво осматривала волосы надо лбом. Неужели седой волосок? Вроде бы рано, в девятнадцатьто лет… Но история с замужеством определенно стоила ей седых волос! Как всетаки это сложно — быть свободомыслящей женщиной. Ни один мужчина не способен видеть в женщине только друга. Ни один! Счастливы дурнушки, к ним никто не пристает, им мужчины не отказывают в праве на ум. А если у тебя сверкающие глаза, и щедрая улыбка, и нежное лицо, и правильные черты, и складненькая фигурка, значит, ты годишься лишь на то, чтобы польку танцевать да подурацки хихикать. Да кто из этих олухов, которые смотрят на нее покровительственно, рассуждают о том, что дело женщины — дом и дети, способен постигнуть суть дифференциальных исчислений с такой скоростью, с какой постигла их Софья?