Он много раз видел смерть. За свою короткую жизнь он убил людей больше, чем хотелось бы помнить, но убеждал себя, что каждая смерть была необходима. Это было ложью, в которую Адриан так и не смог поверить, сколь бы ни старался убедить себя, что это правда. И все же все его схватки, заканчивающиеся смертью других людей, происходили на поле боя или на арене. Тут же дело обстояло иначе – это была ничем не оправданная резня.

Ночь, еще недавно такая тихая и мирная, приобрела некий грозный оттенок. Покачивающиеся фонари едва освещали палубу, и вкупе с тусклым светом половинки луны рождали тысячи причудливых силуэтов. Адриан не боялся за свою жизнь: то, что здесь произошло, так или иначе закончилось. На палубе он чувствовал себя в безопасности, но оставались еще трюм и каюты. Взяв фонарь, он перебрался на нос и там обнаружил двух других купцов. Оба были мертвы. Себастьян и Юджин с перерезанными горлами лежали в лужах собственной крови.

В нескольких футах от их тел находился люк, ведущий в трюм. Замок был снят, дверца открыта. Адриан заглянул внутрь. Там виднелись плотно сложенные многочисленные ящики, мешки, сумки и коробки. За ними вроде бы никто не таился. Адриан снова прислушался, и снова ответом ему была лишь мертвая тишина. Спустившись, он, держа короткий меч наготове, продвигался по узкому проходу, который доходил до середины баржи. Здесь Адриан обнаружил огромные раскрытые сундуки, принадлежавшие ювелирам. Внутри лежали дорогие плащи, роскошные тарелки, столовое серебро, золотые кубки, ожерелья, подсвечники, блюда и хрустальные бокалы. Потом он увидел небольшой сундучок и сейф. Оба были открыты и пусты, а неподалеку валялись два замка.

Оставив все в том виде, в каком он это нашел, Адриан вернулся на палубу.

Там по-прежнему царила тишина… мертвая тишина.

Неожиданно Адриан вспомнил о кучере и о том, что баржа стоит на месте. В тусклом сиянии луны он различил лишь силуэты лошадей, освещенные фонарем Эндрю. Адриан пошел назад в каюты.

В коридоре он не обнаружил никаких изменений, дверь в каюту Вивиан была цела. Он знал, что девушка придет в ужас, и на сей раз на то у нее есть веская причина. Единственное, чем он мог ее успокоить, это то, что им теперь ничто не угрожает. Человека в капюшоне и след простыл.

– Отоприте, мисс Вивиан, – сказал он, постучавшись. – Это…

Дверь со скрипом чуть приоткрылась. От изумления и дурного предчувствия Адриан перестал дышать. Сердце яростно заколотилось в груди. Он с силой толкнул дверь и окинул взглядом маленькую каюту, все еще освещенную фонарем. Дверь на что-то наткнулась с глухим звуком, и Адриан увидел руку – только руку с чуть согнутыми пальцами. Вивиан лежала на животе в луже крови, которая, растекаясь по полу, впитывалась в сухое дерево.

«А если я вообще не доберусь до Колноры? – вспомнил Адриан ее слова. – Вдруг он убьет меня прямо здесь, на барже?»

Адриана замутило. Он покачал головой и, отступив, задел фонарь на потолке. По стенам заплясали тени.

Он обещал защитить ее. Заверил, что ей нечего бояться…

Адриан попятился и задом вышел из каюты, оставляя за собой алые следы.

«Что происходит со мной и смертью? – мелькнуло у него в голове. – Я проделал такой путь, сотни миль, чтобы уйти от нее как можно дальше, и все равно оставляю за собой кровавые следы».

Адриан вернулся к себе в каюту и собрал вещи. У него была только одна сумка, вмещавшая все его богатство. Закинув ее на плечо, он вдруг подумал о Пиклзе. Выходит, стражник, задержавший мальчишку на площади неподалеку от речного порта, спас тому жизнь. Большой меч Адриана все еще висел на крючке на стене. Он перекинул перевязь через плечо, поправил меч на спине и выбрался на палубу.

Без лошадиной тяги и должных действий рулевого баржа сама, словно маятник часов, прибилась к берегу. Адриан легко спрыгнул на землю. Когда он подошел к лошадям, подтвердилась его страшная догадка. Эндрю исчез. Трупа не было, но кровавый след, тянувшийся к реке, говорил сам за себя.

Адриан обнаружил, что стоит на бечевнике у подножия голого каменного утеса, заслонявшего большую часть неба. Фонарь Эндрю отбрасывал на камень исполинскую тень Адриана. Не считая крови и пропавшего коновода, на берегу было так же спокойно, как на лодке. Привязанные к дереву лошади, Бесси и Гертруда, ждали сигнала к отправлению.

Адриан привязал лодочный канат к другому дереву и распряг лошадей. Конец повода он закрепил между двумя камнями, чтобы сильное течение не унесло баржу в другое место, и снова вернулся к лошадям. Он привязал Бесси – или Гертруду? – к тому же дереву, что и лодочный канат, и запрыгнул на спину второй лошади.

– Нет смысла оставлять тебя здесь, – сказал он кобыле и слегка ударил ее по бокам. Лошадь, не привыкшая к всаднику у себя на спине, плелась очень медленно, что вызывало у Адриана раздражение, но все же это было лучше, чем идти пешком.

Адриан гадал, не встретит ли он человека в капюшоне в каком-нибудь трактире или на постоялом дворе. Он представил, как найдет его, когда тот, расслабившись, будет пить и хвастаться, как только что прикончил всех пассажиров бернумской баржи, и эта картина придала ему сил.

Адриан устал от убийств, но, несмотря на данное себе обещание, для человека в капюшоне готов был сделать исключение.

На протяжении двух лет Гвен смотрела из окон трактира «Гадкая голова» на заброшенный дом напротив, но до сегодняшнего дня ни разу туда не заходила. Были такие, кто пробовал зайти. Когда окончательно покидали силы и зимний холод пробирал до костей, многие отчаявшиеся люди искали приют в руинах, которые становились последним их прибежищем. Каждый год Итан выволакивал из полуразрушенного здания по меньшей мере одно замерзшее тело. Нижний квартал был подобен городской клоаке, а тупик на Кривой улице – сточной канаве. Сейчас, стоя среди развалин бывшего постоялого двора, Гвен гадала, сколько пройдет времени, прежде чем этот жуткий водоворот засосет их всех.

У дома сохранились только две стены, третья, извиваясь, как набегавшая на берег волна, клонилась внутрь, а от последней вообще почти ничего не осталось. Часть второго этажа обвалилась, равно как и большая часть крыши. Сквозь дыры в ней Гвен видела проплывавшие по небу облака. Из щелей в полу проросли три чахлых деревца, одно из которых возвышалось на четыре фута, и его ствол был толщиной с ее большой палец.

– А здесь не так плохо, – послышался голос Розы.

Гвен оглянулась, но в сумраке руин не увидела ее. Войдя в заброшенный дом, все девушки бесцельно бродили по развалинам, слово призраки.

– Где ты?

– Не знаю… наверное, в гостиной?

В гостиной? Гвен едва не рассмеялась. Не столько из-за абсурдности этого слова, сколько от того, как безмятежно и непринужденно прозвучал голос Розы. Гвен заметила Джоллин – та обходила разрушенную лестницу, скрестив руки на груди и наклонив голову, чтобы пробраться сквозь обломки. Их взгляды встретились, и девушки обменялись одинаковыми улыбками. Только Роза могла усмотреть на этой свалке гостиную.