на место, словно пытаясь найти какую-то ведомую только ему горестную гармонию.

Прощаясь, он задержал мою руку и тихо спросил:

— Ты не забудешь?

Я не забыл, Соломон Михайлович!» («Генеральная репетиция»)

_____

Памяти С. М. Михоэлса

Ни гневом, ни порицаньем

Давно уж мы не бряцаем:

Здороваемся с подлецами,

Раскланиваемся с полицаем.

Не рвёмся ни в бой, ни в поиск —

Всё праведно, всё душевно…

Но помни: отходит поезд!

Ты слышишь? Уходит поезд

Сегодня и ежедневно.

Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй!

А мы балагурим, а мы куролесим,

Нам недругов лесть, как вода из колодца!

А где-то по рельсам, по рельсам,

по рельсам —

Колёса, колёса, колёса, колёса…

Такой у нас нрав спокойный,

Что без никаких стараний

Нам кажется путь окольный

Кратчайшим из расстояний.

Оплачен страховки полис,

Готовит обед царевна…

Но помни: отходит поезд,

Ты слышишь?! Уходит поезд

Сегодня и ежедневно.

Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй!

Мы пол отциклюем, мы шторки повесим,

Чтоб нашему раю — ни краю, ни сноса.

А где-то по рельсам, по рельсам,

по рельсам —

Колёса, колёса, колёса, колёса…

От скорости века в сонности

Живём мы, в живых не значась…

Непротивление совести —

Удобнейшее из чудачеств!

И только порой под сердцем

Кольнёт тоскливо и гневно:

Уходит наш поезд в Освенцим!

Наш поезд уходит в Освенцим

Сегодня и ежедневно!

Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй!

А как наши судьбы — как будто похожи:

И на гору вместе, и вместе с откоса!

Но вечно — по рельсам, по сердцу, по коже

Колёса, колёса, колёса, колёса!

<1964?>

Сто первый псалом

«Посвящается одному прекрасному поэту — Борису Чичибабину, который сейчас работает бухгалтером в трамвайно-троллейбусном парке в городе Харькове» (фонограмма). Чичибабин скончался в 1994 г. (Прим. составителя.)

_____

Б. Чичибабину

Я вышел на поиски Бога.

В предгорье уже рассвело.

А нужно мне было немного —

Две пригоршни глины всего.

И с гор я спустился в долину,

Развёл над рекою костёр

И красную вязкую глину

В ладонях размял и растёр.

Что знал я в ту пору о Боге,

На тихой заре бытия?

Я вылепил руки и ноги,

И голову вылепил я.

И, полон предчувствием смутным,

Мечтал я, при свете огня,

Что будет Он добрым и мудрым,

Что Он пожалеет меня!

Когда ж он померк, этот длинный

День страхов, надежд и скорбей, —

Мой Бог, сотворённый из глины,

Сказал мне:

— Иди и убей!..

И канули годы.

И снова —

Всё так же, но только грубей,

Мой Бог, сотворённый из слова,

Твердил мне:

— Иди и убей!

И шёл я дорогою праха,

Мне в платье впивался репей,

И Бог, сотворённый из страха,

Шептал мне:

— Иди и убей!

Но вновь я печально и строго

С утра выхожу за порог —

На поиски доброго Бога.

И — ах, да поможет мне Бог!

15 января 1971

Мы не хуже Горация

Вы такие нестерпимо ражие

И такие, в сущности, примерные.

Всё томят вас бури вернисажные,

Всё шатают паводки премьерные.

Ходите, тишайшие, в неистовых,

Феями цензурными заняньканы!..

Ну а если — ни премьер, ни выставок?

Десять метров комната в Останкино,

Где улыбкой стражники-наставники

Не сияют благостно и святочно,

Но стоит картина на подрамнике, —

Вот и всё!

…А этого достаточно.

Есть — стоит картина на подрамнике,

Этого достаточно!

Осудив и совесть, и бесстрашие

(Вроде не заложишь и не купишь их),

Ах, как вы присутствуете, ражие,

По карманам рассовавши кукиши!

Что ж, зовите небылицы былями,

Окликайте стражников по имени!..

Бродят между ражими Добрынями

Тунеядцы Несторы и Пимены.

Их имён с эстрад не рассиропили,

В супер их не тискают облаточный:

«Эрика» берёт четыре копии,

Вот и всё!

… А этого достаточно.

Пусть пока всего четыре копии —

Этого достаточно!

Время сеет ветры, мечет молнии,

Создаёт советы и комиссии,

Что ни день — фанфарное безмолвие

Славит многодумное безмыслие.

Бродит Кривда с полосы на полосу,

Делится с соседской Кривдой опытом!..

Но гремит — напетое вполголоса,

Но гудит — прочитанное шёпотом.

Ни партера нет, ни лож, ни яруса,

Клака не безумствует припадочно, —

Есть магнитофон системы «Яуза»,