В ордонансах были собраны в единый документ почти все меры, которые принимались на протяжении многих лет для борьбы с худшими проявлениями жестокости среди солдат. Самым важным нововведением было то, что капитанам запрещалось прямо или косвенно вмешиваться в вопросы правосудия, а сфера их юрисдикции ограничивалась чисто военными вопросами, распределением военной добычи и поддержанием дисциплины в гарнизоне. Им, как и всем остальным солдатам, строго предписывалось повиноваться гражданским служителям правосудия, особенно бальи — "главным вершителям правосудия" под началом самого Бедфорда.

В ответ на многочисленные жалобы на то, что капитаны, "как французские, так и английские", взимали поборы, Бедфорд повторил то, что было стандартной английской практикой с самого начала вторжения: ничего нельзя было брать без должной оплаты, а пошлины, взимаемые с путников, въезжающих в города или замки, или пересекающих мосты, или с барж, повозок и лошадей, перевозящих товары, были объявлены незаконными. Тот, кто захватывал гражданских лиц с целью выкупа под предлогом того, что они "арманьяки или разбойники", должен был быть наказан в соответствии с уголовным законом. А поскольку некоторые солдаты грабили и разбойничали за пределами своих гарнизонов, всем им было приказано в течение 15-и дней явиться к своим капитанам и запрещено жить где-либо, кроме гарнизона. Все рыцари и эсквайры должны были быть соответствующим образом вооружены и одеты, чтобы быть готовыми к походам против разбойников, предателей и врагов.

Один пункт выделяется тем, что он не имеет строгого отношения к военным вопросам, хотя и отражает искреннюю озабоченность. Мы понимаем, заявил Бедфорд, что некоторые наши подданные, "англичане, а также нормандцы и другие", говоря о "наших врагах, мятежниках, предателях и противниках, известных как арманьяки", или о "том, кто называет себя Дофином", называют их "французами" и "королем". Отныне это было запрещено, и любой, кто продолжал делать это в устной или письменной форме, должен был быть сурово наказан: за первое нарушение полагался штраф в 10 т.л. (583 ф.с.) для дворян или 100 с. (292 ф.с.) для недворян, увеличивающийся в 10 раз, если нарушитель вовремя не мог заплатить, или "проколотый язык или клеймо на лбу" за второе нарушение, и уголовное преследование и конфискация всего имущества за третье.

Постановления должны были быть опубликованы "при звуке трубы" обычным способом, как прокламации, а все капитаны, бальи и их лейтенанты должны были поклясться соблюдать их. Наконец, в знак решимости искоренить проблемы, вызванные недисциплинированностью среди его собственных людей, Бедфорд публично скрепил ордонансы своей печатью в присутствии делегатов Генеральных Штатов[167].

Эти меры не должны были остаться мертвой буквой, но должны были быть приведены в исполнение с помощью некоторых новых разумных назначений. Томас, лорд Скейлз, был назначен лейтенантом регента и генерал-капитаном городов Сены и Алансона, с 20 латниками и 60 лучниками он должен был патрулировать Сену между Руаном и Парижем, чтобы предотвратить вторжения арманьяков и разбойников. Джон Фастольф был назначен губернатором треугольника к югу от Сены между Пон-де-л'Арк, Каном и Алансоном, с полномочиями принимать всевозможные жалобы, наказывать за преступления, исполнять королевские приказы, оказывать сопротивление врагу и подавлять разбой. А в апреле 1424 года "благоразумные и сильные рыцари" были посланы в определенные бальяжи "для вооруженной борьбы… чтобы изгнать и уничтожить врагов, разбойников и грабителей в них, и поддерживать подданных короля в мире и спокойствии"[168]. Наладив внутреннюю дисциплину и порядок, Бедфорд теперь мог сосредоточиться на защите королевства своего племянника.

Глава шестая.

Второй Азенкур

Когда поздней весной 1424 года открылся новый сезон военных кампаний, обе стороны начали подготовку к крупному наступлению. Дофин располагал военным запасом в 1.000.000 т.л. (58.33 млн. ф.с.), предоставленным ему Генеральными Штатами Буржского королевства, и поддержкой новой шотландской армии, "двух тысяч рыцарей и эсквайров, шести тысяч хороших лучников и двух тысяч шотландцев с топорами" под командованием пожилого графа Дугласа и его старшего сына. Дофин объявил о своем намерении пробить себе путь в Реймс, чтобы короноваться в городском соборе — месте, где на протяжении веков короли Франции принимали коронацию[169].

Планы Бедфорда были не менее амбициозными: уничтожить оставшиеся арманьякские гарнизоны на границах Нормандии, а затем закрепить границу, распространив завоевание на юг, в графства Анжу, Мэн и Дрё. 3 марта 1424 года Ле-Кротуа был сдан в соответствии с условиями капитуляции, согласованными в предыдущем году[170]. Двенадцать дней спустя Компьень тоже согласился капитулировать. Город был захвачен несколькими месяцами ранее в результате дерзкого рейда арманьякского капитана Этьена де Виньоля, более известного как Ла Гир, который, воспользовавшись густым туманом и халатностью ночного дозора, захватил его врасплох у бургундцев. Осада города затянулась, пока Бедфорд, потеряв терпение, не взял Гийома де Ремона, капитана соседнего Пасси-ан-Валуа, под началом которого сражались многие из гарнизона Компьеня, и выставил его перед городом с удавкой на шее, угрожая повесить его, если осажденные не сдадутся, но отпустить, если сдадутся.

Хотя это произвело желаемый эффект, это стоило сэру Джону Фастольфу немалых денег, потому что Ремон был его пленником, и он таким образом потерял не только выкуп за Ремона, но и выкуп за группу купцов из Эно и Брабанта, которых Ремон захватил, когда они везли продукты для продажи в Париже. Фастольф был не тем человеком, который позволил бы оставить свой убыток без внимания. Он безуспешно судился с купцами в Парижском Парламенте и жаловался Бедфорду в течение девяти долгих лет, пока регент наконец не сдался и не выделил ему земли в качестве компенсации[171].

Гарнизону Компьеня было позволено уйти с оружием в руках — досадная ошибка, поскольку солдаты отомстили за себя, захватив замок Гайон, расположенный в 80-и милях от него в Нормандии. На его возвращение потребовалось два месяца и 800 человек, и на этот раз пощады не последовало: арманьяки были преданы мечу, а сам замок разрушен, чтобы предотвратить его повторный захват[172].

Пока Скейлз осаждал Гайон, граф Саффолк был отправлен для захвата Иври, крепости X века на вершине холма, возвышающегося над долиной реки Эр. В августе 1423 года Жоро де ла Пальер захватил ее врасплох, разместив арманьякский гарнизон из 400 человек, которые совершали набеги, грабя, разбойничая и наводя ужас на окружающую местность. Капитан Иври, Пьер Гле, нормандец и один из самых богатых сеньоров региона, скрылся, чтобы не предстать перед судом за неспособность защитить замок, и все его товары, земли и имущество были конфискованы в пользу короны. В конце концов его убедили отдаться на милость Бедфорда, и в марте 1424 года он был должным образом помилован на том основании, что был виновен только в халатности и не знал и не участвовал