Базиль получал доход от турского аббатства Сен-Мар-тен, но пострига не принимал, что было для церкви только лучше. Интриган, жуир, храбрец, никогда не расстающийся со шпагой, он к тому же не уступал старшему брату в уме, был хитер, как лис, и любил затевать ссоры. В период смуты, вызванной Фрондой, он расцвел, как цветок на солнце, проявляя определенную последовательность в своей службе Мазарини — как и родному брату — на протяжении целых одиннадцати лет. Славясь манерой во все совать нос, он внимательно выслушал Персеваля.

— Сен-Реми, говорите? Вычислить его не составит труда. Французов на Антильских островах не так-то много, и вполне возможно, что он прибыл именно оттуда, мне известно, что недавно в Нанте пришвартовался корабль из тех земель; остается узнать, находился ли он на его борту. Я этим займусь.

На прочувственную благодарственную речь Персеваля он ответил:

— Лучшей благодарностью станет для меня улыбка герцогини де Фонсом. Уже много лет я рабски возлежу у ее ног, но она не соизволит меня замечать. Увы, меня полностью заслоняет братец Никола.

— Кстати, не знаете ли вы, где он сейчас?

— В Шарантоне, у госпожи дю Плесси Бельер, где ищет свежего воздуху. Он вышел от его преосвященстве кардинала, кипя от ярости, тот, невзирая на недомогание, не прекращает клянчить проценты с сумм, конфискованных у него во время Фронды.

— Казалось бы, в его плачевном состоянии надлежит заботиться о спасении души, а не о толщине кошелька.

— Сие правило действует в отношении нормальны, людей, как вы да я, тогда как его преосвященство ныне более, чем когда-либо, озабочен богатством. Видели бы вы, как он бродит по залам своего дворца или по своим покоям в Лувре, опираясь на палку, со слезами на глазах! Во время, свободное от притеснения моего брата, он посвящает прощанию с благами, которые копил всю жизнь, чтобы рано или поздно — теперь уже скорее первое — с ним расстаться. Представляете, он при этом рыдает! От такого зрелища и скончаться недолго… со смеху, разумеется.

— Вряд ли это может всерьез угрожать господину суперинтенданту. Уж он-то давно знаком с алчностью кардинала.

— Несомненно, но новизна состоит в том, что теперь его преосвященство невозможно застать без Кольбера, тот вечно вылезает из какой-нибудь щели, вооруженный очередным меморандумом. Совершенно невыносимая ситуация! Пора бы Создателю поторопиться да призвать кардинала к Себе на небеса, иначе Кольбер совсем его доконает.

— Видимо, вы возлагаете надежду на то, что молодой король проявит больше внимания к конкретным делам?

— Да, возлагаю. Ввиду своей молодости король прислушивается к своей матушке, а она благоволит моему брату, умеющему убеждать. Быть ему премьер-министром?

Персеваль завидовал уверенности аббата Базиля, но сам ее не разделял. Относясь к Никола Фуке с уважением и симпатией, он, тем не менее, опасался, как бы его блестящие достоинства не выглядели в глазах мрачного Кольбера недостатками, и не ждал от их соперничества ничего хорошего. Тем не менее встреча с Базилем оказалась полезной, аббат был именно тем человеком, который мог оказать настоящую помощь, и Персеваль радовался, что ему удалось избавить и без того занятого суперинтенданта от лишней обузы.

На следующий день господин де Сен-Реми явился в дом Фонсомов строго в назначенный час. Шагая следом за лакеем в черно-зеленой ливрее с серебряным шитьем, он стрелял глазами во все стороны, словно пытаясь оценить богатства, собранные в этом благородном жилище. Выражение его лица не понравилось бы здешним обитателям, если бы они видели его сейчас. Путь его лежал в библиотеку, где трудами покойного маршала были собраны литературные раритеты, составлявшие главную радость Персеваля. Тот как раз знакомился с каким-то документом из архива грамот, когда в двери появился гость. Судя по приветствию, последний не испытывал ни малейшей робости. С ви предложила ему присесть, представив своего крест и Сен-Реми с достоинством опустился в кресло.

Во второй раз он понравился Сильви ничуть не больше, чем в первый, хоть и передвигался с несомненной цией и обладал немалым магнетизмом. Тем не менее не было пока причин обходиться с ним невежливо.

— Итак, сударь, в чем состоит важность дела, принудившая вас следовать за мной до самого Лувра?

Господин с Островов пришел в замешательство и ответил не сразу. В конце концов, он обнажил в улыбке превосходные зубы и молвил:

— Речь идет о довольно старой истории, госпожа герцогиня. Возможно, вы сочтете ее банальной, однако меня она чрезвычайно важна, ибо от вас, от вашего отношения, зависит ее счастливый или неудачный к Дело в том, что я имею честь приходиться вам деверем.

Сюрприз и впрямь вышел знатный. Сильви инстиктивно перевела взгляд на Рагнеля. Тот перестал свертывать пергамент и застыл. Сильви взяла себя в руки и посмотрела на посетителя так спокойно, как сумела.

— По всей видимости, вы допускаете ошибку сударь, — проговорила она холодно. — Это совпадет фамилий, не более того. Мне неизвестно, чтобы у моего покойного супруга существовал брат.

— Старший брат, с вашего позволения. Спешу пояснить, что сам он никогда этого не знал. Повторяю, история старая. Сами знаете, юношеские увлечения, плохо кончающиеся, но оставляющие последствия…

Персеваль рассудил, что настало время, присоседился к разговору.

— Насколько я понимаю, сударь, вы — бастард.

Посетитель издал такой тяжкий вздох, что со стен чудом не посыпалась штукатурка.

— Можно назвать это и так, хотя я не должен стать. Когда покойный маршал был еще полон сил и титул маркиза д'Отанкура, доставшийся позднее его сыну, он испытал сильное увлечение моей матерью. Она была красавицей, но, увы, относилась к слишком мелкому булонскому дворянству. Когда она забеременела, он по примеру Генриха IV, поступившего так же в отношении мадемуазель д'Антраг, подписал перед уходом на войну обещание, что женится на ней, если ребенок, которого она вынашивает, окажется мужского пола. На беду, отец моей матери, которого у меня язык не поворачивается именовать своим дедом, заметил, в каком состоянии пребывает дочь, разгневался и заточил ее в женский монастырь до разрешения от бремени с мыслью, что родившееся дитя должно исчезнуть, а роженица — выйти замуж за богатого человека, которого он подберет ей самостоятельно. Моя мать не смогла смириться с такой участью и сбежала из монастыря при помощи влюбленного в нее юноши, мечтавшего об Америке. Я родился уже на корабле. Приплыв на остров

Сен-Кристоф, к господину Белену д'Эснамбуку, они поженились. Однако моя мать сохранила обещание женитьбы, которая превратила бы меня в герцога де Фонсома, владельца всего этого…

Завершающие слова были произнесены без гнева, даже ласково, что понравилось Сильви даже меньше, чем более подобающая ситуации вспышка зависти. Персевалю услышанное тоже не пришлось по душе.

— Ваш роман, сударь, любопытен, хоть и банален, но я, по правде говоря, не вижу, чего бы вы могли ожидать от нас. Полагаю, вы не станете подвергать сомнению законность брака покойного маршала Фонсома с мадемуазель де Нель, как и брака покойного герцога Жана с мадемуазель де Валэн, присутствующей здесь?