Данте удивленно посмотрел на товарища.

– Как он может быть вдовцом, если у них в ходу гаремы?

– А вдруг весь гарем умер? – проявил упрямство Ренцо.

– Что, эпидемия? – насмешливо изогнул бровь Данте.

– Несчастный случай, – настаивал Ренцо. – Извержение вулкана.

– Лучше оставь просто «холостой».

На моих губах постепенно невольно расцветала улыбка, впервые за долгое время. Было неожиданно, забавно и одновременно приятно смотреть, как эти двое просто дурачатся. Правда, Данте и сейчас вел себя довольно-таки сдержанно, но уже не походил на глыбу льда, как большую часть времени до сих пор.

К тому же сейчас у меня с галлиндийцами нашлась некая точка соприкосновения. Судя по тому удовольствию, с которым Данте и Ренцо подшучивали над арканзийцами, особо нежных чувств к последним они не питали. Я же попросту ненавидела Арканзию и все, что было с ней связано. Возможно, незаслуженно, но кто бы мог меня в этом упрекнуть?

Стали обсуждать окончательную формулировку. В итоге Ренцо торжественно зачитал нам с листа текст следующего содержания:

«Объявление.

Молодой вдовствующий гарем, без вредных привычек, возраст от шестнадцати до тридцати двух лет, размеры 90-60-90 (причем первые и последние 90 – у разных жен), ищет обеспеченного перспективного мужчину для серьезных отношений. Не старше сорока восьми лет, холостого, с железными нервами и крепким здоровьем (а то предыдущий долго не продержался). Извращенцам и однолюбам просьба не беспокоиться».

Со времени нашего выезда из Бертана прошло несколько дней. Как мне объяснили Данте с Ренцо, до следующего поселения, Эльварды, оставался еще приблизительно день пути. А оттуда было уже рукой подать и до Галлиндии. Оба явно ожидали возвращения на родину с нетерпением. Насколько я успела понять, компания арканзийцев вынуждала их постоянно быть начеку, а это рано или поздно утомит кого угодно.

По мере приближения к Эльварде природа становилась все менее пустынной. Рощи, пусть пока еще достаточно чахлые, встречались все чаще. Среди выгоревшей травы тут и там попадались живые цветы, вроде маков и местного аналога одуванчиков с листьями непривычной формы.

Я даже не успела понять, откуда они появились и как им удалось приблизиться так быстро. Кажется, несколько человек стремительно сбежали по горному склону, выскочив из какой-то очередной пещеры. Другие спрыгнули с деревьев, в кронах которых до сих пор прятались. В нас полетели камни и несколько стрел. Телохранитель Илкера почти сразу упал на землю и остался лежать без движения. Другая стрела угодила в бок джамалю, на котором ехал Данте. Несчастное животное протяжно застонало, рухнув передними ногами на колени, и Данте, не сумев удержаться, перелетел через голову верблюда. К горлу галлиндийца тут же приставили нож.

К нападавшим успели подтянуться несколько человек на джамалях. Видимо, они скрывались немного дальше, так как всадника заметить было бы значительно легче, чем пешего. В общей сложности их оказалось около полутора дюжин, что делало попытку сопротивления совершенно бессмысленной. Одеты по-разному, но все в тюрбанах, как и положено в этой местности. Большинство – в черном, некоторые, напротив, в белом, но у всех одежда потрепана и перепачкана. Причем, учитывая специфику грязи, на черном она выделялась сильнее. Все смуглые, загорелые, с арканзийскими чертами лица.

– Я – Альтан из Батура, Освободитель рабов, – торжественно объявил один из тех, что на джамалях, выезжая вперед. – Борец с несправедливостью и несущий возмездие. Тех из вас, кто является рабами, я провозглашаю отныне свободными людьми. – Он обвел взглядом Берка, Юркмеза и меня, безошибочно определив в нас рабов по знаку дракона. – Всех же остальных, – его прищуренный взгляд стал крайне недобрым, – мы будем судить по нашему закону.

Нечто в его интонации заставляло предположить, что ничего хорошего по этому закону господам не полагается.

Как я уже говорила, оказывать сопротивление не имело смысла. Да, насколько я могла судить, рабы и не рвались этого делать. Видимо, я все же не вполне верно оценивала до сих пор рабов-арканзийцев. Как вскоре стало ясно, захватившая нас группа состояла именно из таких рабов – бывших рабов, как они утверждали, – бежавших от своих хозяев либо освобожденных так, как была только что освобождена я сама. На знак дракона это самоуправство, разумеется, никак не влияло: он по-прежнему извивался на тыльной стороне левой ладони решительно всех членов банды. Назвать эту компанию армией освобождения отчего-то не поворачивался язык.

Нас всех – как «бывших» рабов, так и хозяев, провели к месту стоянки нападавших. Те, что были на джамалях, ехали впереди, указывая дорогу; пешие, окружив нас, продвигались следом. Вооружены они были кто во что горазд: луки, ножи, палки, камни. По земле ступали сравнительно спокойно. Здесь путешествовать пешком было менее опасно, чем в Дезерре: змеи хоть и водились в этих местах, но все же не в таких количествах; к тому же днем они в основном спали, прячась под камнями, и выползали наружу только ночью.

Думаю, в первую очередь именно по причине ночных опасностей пустыни лагерь освободителей был окружен все теми же красными камнями. При этом он был значительно больше, чем пространство, отводившееся для наших привалов. Как-никак здесь находилось куда больше людей. К тем девятнадцати, что совершили нападение, добавилось еще человек пять-шесть дожидавшихся в лагере, в основном женщин. Сперва я удивилась, как этим людям удалось достать столько охранных камней. Но, припомнив, как один из них склонился над убитым телохранителем, и увидев сейчас, как он же принялся добавлять к «ограждению» новые камушки, сделала соответствующие выводы.

Меж тем нас с Берком и Юркмезом приняли вполне тепло, как «братьев и сестру», по собственному выражению освободителей. Иностранное происхождение «сестры» нисколько их не смущало. Но остальным пришлось хуже. Илкера, надсмотрщика, Данте и Ренцо привязали к деревьям. И вновь иностранное происхождение не сыграло для здешних хозяев никакой роли: к галлиндийцам отнеслись точно так же, как к уроженцам Арканзии. То одни, то другие освободители принимались прохаживаться мимо пленников, глядя на них с такой ненавистью, которая, казалось, могла разжечь под деревьями костер. Периодически в сторону привязанных летели плевки и горсти песка. Похоже, эти люди изрядно натерпелись в свое время от собственных хозяев, раз так ненавидели теперь всех, кто официально носил статус свободного человека. Определенно, в свое время я поспешила с выводами, решив, что арканзийские рабы во всем заодно с хозяевами. Удивило меня и то, что Берк с Юркмезом практически сразу же присоединились к остальным в издевательстве над пленниками. Удивило, но вскоре показалось донельзя закономерным, хоть я и не смогла бы в тот момент сформулировать, почему.

Сама же я старалась держаться от происходящего подальше. Села на песок, обхватив руками колени, почти так же, как сидела во время привалов прежде, до нашей ночевки в Бертане. Тихо поблагодарила женщину, с ободряющей улыбкой принесшую мне еду и флягу с водой. Но взгляд то и дело возвращался к деревьям и привязанным к ним людям.