Итальянская бюрократия чем-то схожа с российской. Да, конечно, несколько тяжелее обстоит дело с друзьями. Хотя известно, как личные друзья того же Берлускони, так же как до них друзья Андреотти, входили на самый верх, управляли и принимали решения. Да, наверное, масштаб несколько иной. К слову, Берлускони по сравнению с Андреотти был просто символом чистоты, хотя в любом другом контексте назвать его таковым было бы непросто. У нас в стране вообще почему-то принято считать Берлускони эдаким черным лебедем, «анфан террибль» международной политики.

* * *

Полагаю, что Сильвио Берлускони не случайно был настолько популярен в своей стране. Во многом он соответствует представлениям итальянцев – не тех итальянцев, которые составляют высоколобые три процента и читают все новости в Интернете, а тех, кто был глубоко убежден, что премьер-министр на самом деле точно такой же, как они. Ведь именно они ходят на выборы. А кто из обычных людей не хотел бы устраивать такие клевые вечеринки с молоденькими барышнями, будучи уже в преклонном возрасте? Да все бы хотели! И итальянцы говорят: да, он такой же как мы! Мы тоже утром думаем о Боге, днем о семье, а вечером не прочь пойти к девкам. Ну и что? Просто у него получается, а у других нет, вот они и завидуют.

А самое главное – итальянцы, как я уже сказал, не считают, что в их стране как-то особо процветают демократические свободы. Они абсолютно уверены, что та система, которая существует в Италии, – это система «падроне»: не то чтобы крестных отцов, скорее ближе к нашим помещикам, эдаких отцов-хозяев, которые и о себе позаботятся, и о семье позаботятся, и о людях не забудут. Вот это умение Берлускони «и о людях не забыть», при всех его несовершенствах, делало его очень близким избирателю. Именно поэтому экс-премьер-министру удавалось настолько мило разруливать, казалось бы, непонятные, регулярно возникающие из ниоткуда скандалы. В конечном итоге каждый скандал работал на Берлускони, поскольку после него возникала необходимость очередного голосования и все заканчивалось тем, что премьер-министр опять побеждал. Так значит, Берлускони понимал чуть больше и чуть лучше, чем журналисты, в том, что нужно итальянскому избирателю?

Боролся ли он при этом с коррупцией? Ну ясно, что довольно сложно было предложить Берлускони какие-то деньги, потому что он и так бесконечно богат. И в этом, пожалуй, заключалось его принципиальное отличие от многих чиновников. Он уже пришел во власть более чем обеспеченным человеком. Удивительно – пожалуй, только в России люди, пришедшие во власть уже достаточно богатыми, не могут, тем не менее, удержаться от коррупции. Может, потому что, в отличие от Берлускони, они и заработали свои деньги зачастую благодаря участию в бизнесе своих друзей и друзей своих друзей, а не сами по себе? Берлускони же удалось разбогатеть вне зависимости от наличия дружеских связей. Как известно, его путь наверх был довольно труден, и начинал он когда-то чуть ли не с того, что во время учебы в университете не стеснялся подрабатывать, как это сейчас называется, аниматором – в частности, распевая на кораблях неаполитанские песни.

Замечу, что многие просто не понимают, что собой представляет зарубежная политика, а главное, как относятся к своим правителям жители других стран – возьмем для примера тех же итальянцев и французов. Ведь довольно сложно найти хоть одного французского президента, который не оказался бы замешан в сексуальном скандале. Практически невозможно заставить итальянских избирателей негодовать по поводу того, что мировая, да и собственная итальянская пресса ставила в вину Берлускони. Прежде всего хотелось бы подчеркнуть, что понятие морали и ожидания от политиков в России и той же Италии очень сильно отличаются.

Как уже упоминалось, в России мы, как правило, требуем от политика или священнослужителя быть тем, кем не являемся сами. Мы хотим, чтобы они были воплощением всего того лучшего, чем не стали мы. Во многом мы напоминаем родителей, которые пытаются в собственных детях реализовать все свои комплексы. Если я не стал великим футболистом, то я возьму ребенка за руку и буду требовать, чтобы в пять лет он занимался в школе московского «Спартака», будучи уверен, что уж он-то должен осуществить мои честолюбивые спортивные мечты. А если я не стал великим пианистом, то своего ребенка я замучаю, таская каждый день на занятия в музыкальную школу, при этом меньше всего на свете меня будет волновать, есть ли у ребенка способности к музыке или ему медведь на ухо наступил.

Так же и здесь. Будучи сами, вежливо говоря, отнюдь не примером чистоты и порядочности, мы требуем от политиков таких качеств, которыми народ уж точно не обладает. К слову, весьма меткое и интересное определение Русской православной церкви – возможно даже, не только Русской православной, но и церкви вообще, – дал священник Всеволод Чаплин во время спора с журналистом Александром Невзоровым, который очень активно и рьяно наседал на него, ругая священнослужителей за все – и за дорогие часы, и за хорошие машины, и за богатство убранства. На что отец Чаплин ответил, что церковь – это собрание кающихся грешников, которые хотя бы осознали свою греховность. Определение, заставляющее задуматься.

Кто только не кричит о необходимости честных выборов и не сетует на тяжелую жизнь простого депутата! Кто только не объясняет, насколько тяжело в России заниматься политикой и каких колоссальных усилий это требует, и какие они сами честные и чистые, а все вокруг – воплощение зла. Нет большего счастья для депутата, чем найти жулика и кричать «держи его!». А для целых партий существует возможность играть в увлекательную игру «обвини другую партию в том, что именно они – жулики и воры».

Определение «партия жуликов и воров» в какой-то момент времени стало очень популярным. Напомню, кстати, что первым эту фразу произнес Владимир Вольфович Жириновский, а уж впоследствии подхватил и раскрутил, в том числе среди тех же олигархов, Алексей Навальный. Ситуация сама по себе довольно забавная – даже лозунг своровали! Видимо, страна такая – все друг у друга тырят.

Так вот, Навальный назвал «Единую Россию» «партией жуликов и воров». На мой взгляд, в этом есть бесконечное лукавство, особенно если учесть, что никакой доказательной базы своих слов, способной служить аргументом в суде, Навальный привести не смог: тот же Лужков, например, до сих пор не только не осужден, но даже не находится под следствием. Не собираюсь разбирать здесь образ самого Навального – неинтересно. Для меня факт накручивания его популярности через ресурсы, принадлежащие вполне конкретным хоть и не пропутинским, но все еще олигархам, не является тайной и не выглядит случайностью. Если посмотреть реально, то на месте Навального надо было быть еще более точным и спросить: «А есть ли в России хоть одна партия, которая не является партией жуликов и воров?»

Я задавал этот вопрос представителям самых разных политических сил, как прокремлевским, так и оппозиционным: «Назовите мне хоть одну партию, где нет жуликов и воров». И каждый раз наступала неловкая тишина. Действительно, возразить-то особо нечего. Нет ни одной партии в России, у которой рыльце не было бы в пушку. Мало того, несмотря на распространенную точку зрения, что те, кто у власти, больше берут, это отнюдь не всегда оказывается фактом. Объясню почему. Конечно, очевидно, что нет ничего слаще власти. Конечно, очевидно, что каждый чиновник чувствует себя практически маленьким царьком. Этот феномен столоначальника довольно давно описан в русской классической литературе, и со времен Гоголя и Салтыкова-Щедрина ничего по большому счету и не поменялось. Город Глупов как был, так и остался, разве что разросся до нереальных размеров и давно стал миллионником. Но при этом базовые законы российской ментальности так же убедительно работают.