Неужто ты обязан говорить? Зачем тогда

Одно и то же повторяешь ты всегда?

Изабо произнесла эти слова вслух, хотя и совсем негромко. Буба устроилась у нее на колене, сонно моргая. Изабо повторила загадку. Что за имя, которое можно сказать, не говоря?

Здесь так уютно и тихо, подумала она дремотно. В этой снежной пустыне не было слышно ни птичьих песен, ни стрекота насекомых. Вокруг царило одно лишь снежное безмолвие. «Будь как снег», — не раз повторял ей ее учитель. — «Снег нежен, снег молчалив, снег безжалостен». Как Белые Боги, подумалось Изабо. Жестокие, холодные и безмолвные. Почему они не говорят со мной?

Мысли у нее начали путаться. Она сердито подумала, почему Хан'кобаны вечно говорили загадками. Как Бран, маленький клюрикон, который помог спасти ей жизнь, когда она, искалеченная, скрывалась от Оула. Он тоже любил говорить загадками. Изабо со странным смешком задумалась, не были ли клюриконы в родстве с Хан'кобанами — одни такие высокие, белые и угрюмые, а другие маленькие, мохнатые и искрящиеся озорством.

Буба заползла Изабо в рукав, готовясь уснуть и что-то бормоча на своем совином языке. Изабо положила голову на руки и закрыла глаза. Она очень устала. Почему Белые Боги не говорят? — подумала она, ощутив приступ паники. Я не могу вернуться в прайд без имени…

Что было самое странное с клюриконами, так это то, что многие их загадки на поверку оказывались очень меткими и попадали не в бровь, а в глаз. Сначала они казались полной бессмыслицей, но потом оказывалось, что в них скрыта редкостная точность и прозорливость. Может, хан'кобанские загадки тоже обладали этим свойством?

Первый Сказитель напутствовал ее словами «Пока ищешь, не найдешь». Тогда Изабо чуть не рассмеялась ему в лицо, настолько по-хан'кобански бессмысленной ей показалась эта поговорка. И все же сейчас она именно тем и занималась, что искала смысл этой загадки, искала свое имя и тотем, отчаянно искала какой-то лик или голос, который скажет ей то, что она хотела знать. Искала, но ничего не находила. Ничего, кроме тишины.

В мозгу у нее что-то щелкнуло. Изабо открыла глаза и взглянула на ясное и пустое небо. Что за имя можно сказать, не говоря? Что за имя, которое можно сказать безмолвно? Само безмолвие, разумеется.

Значит, Белые Боги действительно были безмолвны, раз их слова были тишиной. И как Изабо должна была узнать свое имя?

Она вспомнила, как ее опекунша и наставница Мегэн как-то давно сказала, отправляя ее в ее первый поиск: «Само путешествие будет твоим первым уроком». Это оказалось действительно так. Изабо узнала очень многое о себе самой и о мире в том первом трудном путешествии к морю. И в этом путешествии она тоже постигла очень многое. Она открыла в себе силы, об обладании которыми даже не подозревала. Обнаружила свой истинный Талант.

Внезапно ее охватило волнение. Она вскочила на ноги, не обращая внимания на сонный протестующий писк из рукава. Усталость слетела с нее, точно плащ. Теперь она знала, как ее имя. Хан'тинка, Многоликая. Изабо Оборотень.

В тот день, спускаясь к реке, Изабо заметила огромную когтистую лапу, высовывающуюся из-под снега точно так же, как высовывалась из-под лавины рука ледяного великана, чуть не убившего ее. Она встала рядом с ней на колени и увидела, что лапа принадлежит мертвой буранной сове. Полузасыпанная снегом, ее круглая голова была выгнута под странным углом, глаза закрыты. Она сняла с пояса свой сломанный нож и осторожно отрезала лапу. Размером с ее собственную руку, с четырьмя черными крючковатыми когтями, лапу обрамляли белые перья. Кость без труда сломалась под ножом, и Изабо повесила лапу на шею на плетеном шнурке.

Уже поднявшись, она заметила, что совиная лапа лежала на большом куске белого кристалла кварца. Изумленная, она подняла его и почувствовала, что ладонь у нее начало слегка покалывать, как будто она вошла с камнем в контакт. Изабо долго стояла, поворачивая камень в ладонях. Он был абсолютно симметричным, с двенадцатью гранями, от которых, вспыхивая, отражался солнечный свет. Она лишь однажды до того видела неограненный кристалл такой совершенной формы. Он стоял на ножках, сделанных в форме когтей, и был одной из самых бережно хранимых принадлежностей Мегэн. Очень осторожно, чувствуя благоговейный трепет, Изабо завернула камень в обрывки старой рубахи и положила его в сумку. Белые Боги воистину сказали свое слово.

Обратное путешествие в гавань заняло у Изабо больше месяца. Большую часть пути она шла вдоль русла реки, поскольку у ее теплых вод можно было найти множество съедобных растений. Несколько дней она провела в гавани Прайда Серого Волка, чествуемая семьей ее маленького друга. Он с гордостью носил косматую серую шкуру волка, с которым он вступил в бой и убил его в тот день, когда они выбрались из горы. Он получил имя Хан'морас, что означало «молниеносный и умный, как волк». Его левую щеку пересекал покрытый запекшейся кровью свежий шрам.

С туго набитой припасами сумкой и в новой одежде, Изабо наконец покинула теплую пещеру Серых Волков и отправилась домой. Хотя она не могла ехать вдоль русла реки на салазках, идти было легко, и Изабо продвигалась вперед довольно быстро. Буба блаженствовала в долине у реки, где было множество деревьев, на которых можно было посидеть, и уйма разнообразных насекомых, на которых можно было поохотиться. Изабо тоже блаженствовала, наслаждаясь возможностью поплавать в теплой воде и отдохнуть в душистом полумраке под соснами.

Но в конце концов ей все же пришлось уйти от реки и снова забраться в горы. Здесь продвижение замедлилось и стало трудным, чему немало способствовали плохая погода и крутые подъемы. Наконец она перебралась через горную вершину и оттуда смогла спуститься к гавани Прайда Огненного Дракона на салазках.

Вечером одного из последних дней зимы она устало брела вверх по склону, ведущему к гавани. Солнце уже зашло, и было очень холодно, но Изабо слишком сильно хотелось добраться до дома, чтобы искать место для ночлега. Ее остановил окрик часового, и ей пришлось кричать пароль, чтобы не быть застреленной из его арбалета. Но как только он понял, кто она такая, то поспешно отвел ее к Зажигающей Пламя, и она была встречена с такой теплотой и волнением, каких на ее памяти не проявлял ни один Хан'кобан.

Изабо была не единственным ребенком из прайда, посланным в ту зиму в поиск имени, но оказалась единственной из троих, кто вернулся из него. Их всех уже считали погибшими, и Изабо была ошеломлена, увидев, какое разрушительное воздействие произвело ее долгое отсутствие на лицо Зажигающей Пламя. Прабабка схватила ее в объятия и прижала к груди, и Изабо с изумлением заметила, что из-под ее тяжелых век катятся слезы.

Когда Зажигающая Пламя наконец отпустила ее, Изабо встала перед ней на колени, положив руки на бедра.

— Я прошу тебя рассказать историю о твоем имени, — церемониально сказала старая женщина. — Ответишь ли ты полно и правдиво?

— Ты спрашиваешь у меня мое имя. Назовешь ли ты мне свое имя в ответ?

— Да, — ответила Зажигающая Пламя. Изабо склонила голову и села, поджав ноги и положив руки ладонями вверх на бедра. Она устала и замерзла, а ее одежда отсырела от снега, но она рассказывала, не торопясь, как полагалось. Лишь Первые и Совет Шрамолицых Воинов могли услышать ее рассказ, и они слушали с огромным интересом, время от времени переговариваясь друг с другом гортанным словом или выразительным жестом.