На пороге появился инспектор криминальной полиции Оскарссон. С гордой миной, словно мамаша, демонстрирующая своего отпрыска, он протолкнул вперед высокого мускулистого мужнину с гладкими пепельными волосами и резкими, неправильными чертами лица. Если он в настоящий момент и был немного бледен, то это было незаметно под коричневым тропическим загаром. Херр Турен, новоявленный вдовец и мультимиллионер, наконец, нашелся.

5

— Ну вот, — начал Оскарссон, хотя уже рассказывал все это некоторое время назад по телефону. — Сижу я, значит, на даче в Лидинге и плюю в потолок, и тут в ворота вкатывается на полном ходу его «феррари», и он сам собственной персоной вылезает из машины. И не желает объяснить причину своего мистического исчезновения. Но в машине у него лежали два чемодана.

Хенрик Турен посмотрел на Кристера Вика. Цвет его глаз трудно было описать, они были светло карие, как очень слабый чай, но с вкраплениями зеленого. Однако взгляд у него был твердый и уверенный, так же как и рукопожатие, и вообще он вел себя с той же скромной уверенностью в себе, как и во время их встречи накануне.

— Херр комиссар, как вы хорошо понимаете, я пребываю в некоторой растерянности. То, что я отказался отвечать на вопросы, объясняется единственно тем, что ваш усердный инспектор в свою очередь отказался дать мне какую бы то ни было информацию о том, что все это означает. Почему криминальная полиция врывается на нашу виллу? И почему меня так бесцеремонно забирают и увозят на полицейском автомобиле? Можно подумать, что я… что я арестован… Извините, фрекен Меландер, что я не поздоровался с вами, это так невежливо…

— Вовсе нет, — проговорила Мария. — Я ухожу.

— Нет-нет, оставайтесь, пожалуйста. Мне вы нисколько не мешаете.

Не дожидаясь приглашения, Турен опустился на диван возле мраморного столика. Кристер Вик сделал Оскарссону знак удалиться, а о Марии он, кажется, и вовсе забыл, и поскольку она не решалась удалиться по собственной инициативе, то осталась, хотя ей было очень не по себе.

Кристер откинулся в кресле, внимательно изучая художественную лепку на потолке, и применил один из своих излюбленных методов, а именно — молчал.

Это естественным образом привело к тому, что Турен продолжал говорить:

— Речь идет о Веронике, моей жене, верно? Пока меня везли сюда, я всю дорогу думал, что мы едем в больницу или в полицейский участок. Я был совершенно уверен, что она врезалась куда-то или переехала кого-нибудь. Она уехала на нашей большой машине еще вчера вечером, а особо опытным водителем она никогда не была — она слишком бесцеремонна и слишком… слишком эгоцентрична. Но если бы она попала в катастрофу, меня, наверное, доставили бы не сюда. Так что же все-таки случилось?

— Нечто куда более серьезное, чем автокатастрофа, — протянул Кристер. — Вашу жену убили.

— Убили? — повторил он, тяжело дыша. — Здесь? В ателье?

«Он уже знает, — подумал Кристер, — все очень умело сыграно, но с интонацией в этой последней фразе он все-таки не справился».

Вслух он продолжал:

— Фрекен Меландер нашла ее сегодня рано утром.

— Я… я не понимаю. Веронику убили? Но как? Как это случилось?

Выдержка внезапно изменила Марии.

— Кто-то воткнул ей в сердце ножницы. Мои портновские ножницы!

— Какой ужас!

Видно было, как у него побледнели губы, и, тем не менее, его чувства казались наигранными, ненастоящими. А вот слезы и рыдания Марии были как нельзя более настоящими, судорожными и отчаянными.

После недолгих размышлений Кристер позвал Палле Дэвидсена и выдал ему целую обойму распоряжений:

— Скажи фру Арман и фру Юнг, что на сегодня они свободны, ученице тоже — то, как она сидела с младенцем, записано у нас на пленку, этого пока достаточно. Затем передай Оскарссону, чтобы он не упускал из виду модельера и манекенщицу, я займусь ими, когда освобожусь. А теперь возьми фрекен Меландер, сходите с ней в «Мюрен» и пообедайте.

— Но я не хочу есть! — воскликнула Мария. — Я… я…

— Вам нужно поесть, — уговаривал Кристер. — Вы сегодня на ногах с половины четвертого утра, и до конца еще далеко, потому что после обеда Дэвидсен проводит вас в управление криминальной полиции, и там, Палле, ты попросишь ее повторить свои показания от начала до конца и подписать протоколы.

— Пошли, милая, — сказал Палле, буквально поднимая ее со стула. — Поплачь в мое надежное плечо, на которое ты уже пролила столько слез, а потом обсудим наше меню.

Хенрик Турен, не привыкший к жаргону Палле и его манере немедленно переходить на ты с любым человеком своих лет, ошеломленно посмотрел им вслед. Впрочем, очень скоро у него появились другие, куда более серьезные заботы.

— Лучше всего будет, если вы тоже расскажете от начала до конца, что вы и ваша жена делали вчера вечером после половины шестого, — сказал Кристер.

— После половины шестого? Да-да, конечно. В половине шестого мы вышли отсюда и поехали прямо в Лидинге. Ужинать мы собирались дома.

Он произнес это сухо и почти без всякого выражения, однако последнее предложение как-то странно повисло в воздухе.

— Собирались? Так вам что-то помешало?

— Мы поссорились.

Эти слова также не растворились в воздухе, не уплыли в вентиляцию вместе с табачным дымом, а соединились с предыдущей фразой и угрожающе повисли над головами двух мужчин, словно заряженные взрывчаткой.

Хенрик медленно провел рукой по волосам и улыбнулся с оттенком самоиронии.

— Я прекрасно понимаю, как опасно это признание — опасно для меня. Мы поссорились, и вскоре после этого Веронику убили. Ко всему прочему, это одна из тех очень немногих ссор, которые у нас с ней когда-либо происходили. Я вообще человек смирный и ставлю мир и покой в доме выше собственных амбиций. Вероника была довольна тем, что все в основном получается, как она хочет, я был доволен спокойной обстановкой в семье, так что наша жизнь была вполне приятной и свободной от потрясений, и вот вчера — именно вчера — мне понадобилось затеять ссору.

— Ссору по какому поводу?

— Да повод-то, в сущности, совершенно пустяковый, и это особенно досадно. Не могу сказать, что я был по-прежнему влюблен в нее — мы женаты уже семь лет, и вы сами, наверное, не хуже меня знаете, как быстро остывает первая страсть. Так что если она хотела пойти в ресторан вдвоем с каким-нибудь своим очередным кавалером, я никак на это не реагировал. И я очень хорошо отношусь к Жаку…

— Модельеру?

— Да. Но дело в том, что их общение стало слишком активным в последние месяцы перед нашим отъездом в Африку и, когда она настолько потеряла голову, что захотела встретиться с ним в первый же вечер после нашего возвращения в Стокгольм, я, ясное дело, оскорбился. Ведь мы договорились, что проведем этот вечер вместе. Я сказал ей нечто довольно неприятное о ее возрасте и молодых мальчиках, которых интересуют прежде всего, ее деньги, и она пришла в бешенство, но ведь Жак действительно на десять лет моложе ее. А об этом втором щенке, который стал в последнее время вертеться у нас под ногами, я даже и говорить не хочу, он вообще еще младенец.