среди серых сумерек, основная разновидность которого…

— Ты имеешь в виду, — перебил Чудакулли, — что ограбление входит в цену проезда?

— Гильдия Разбойников и Бандитов, — пояснил кучер. — Сорок долларов с носа. И обсуждению не подлежит. Ставка окончательная.

— А если мы не заплатим? — уточнил Чудакулли.

— Я же сказал, ставка окончательная. Окончится ваша жизнь.

Волшебники устроили быстрое совещание.

— Итак, у нас есть сто пятьдесят долларов, — сказал Чудакулли. — Больше из сейфа достать не удастся, потому что вчера казначей съел ключ.

— Э-э, аркканцлер, я могу высказаться? — встрял Думминг.

— Давай.

Думминг широко улыбнулся кучеру.

— Насколько я понимаю, на домашних животных билет не нужен? — спросил он.

— У-ук?

Помело нянюшки Ягг летело в нескольких футах над лесной тропкой. Скорость была такая, что на поворотах помело заносило и ведьма задевала башмаками листья. У хижины матушки Ветровоск нянюшка спрыгнула с помела, но выключить его не успела, и оно остановилось, только когда врезалось в уборную. Дверь была открыта.

— Ау?

Нянюшка Ягг заглянула в буфетную, потом протопала по узкой лестнице на второй этаж.

Матушка Ветровоск лежала на своей кровати. Лицо ее было серым, а тело — холодным.

Люди и раньше находили ее в таком состоянии и всегда реагировали неоднозначно. Поэтому теперь матушка успокаивала посетителей — но искушала судьбу — при помощи небольшого клочка картона, который обычно сжимала в окоченевших руках.

«Я НИ УМИРЛА», — гласила записка.

Окно было открыто и подперто обломком доски.

— А, — сказала нянюшка скорее себе, чем кому-либо еще, — вижу, тебя нет. Я… я просто поставлю чайник и подожду, когда ты вернешься, хорошо?

К Заимствованию нянюшка Ягг относилась неоднозначно. С одной стороны, это, конечно, здорово войти в разум животного или еще кого, но, с другой стороны… слишком многие ведьмы не возвращались. Вот уже несколько лет нянюшка подкармливала кусочками сала и корками бекона некую синичку, которая всеми повадками очень походила на матушку Посталюту, однажды ушедшую Заимствовать, да так и не вернувшуюся. Жуткая вещь… если ведьма вообще может считать что-то жутким.

Нянюшка вернулась в буфетную и опустила ведро в колодец, напомнив себе на сей раз выбросить тритонов, прежде чем поставить воду на огонь.

А потом она стала смотреть на сад.

Некоторое время спустя какое-то маленькое существо впорхнуло в верхнее окно.

Нянюшка разлила чай. Аккуратно взяла одну ложку сахара из сахарницы, высыпала остальной сахар в свою чашку, ложку сахара вернула в сахарницу, поставила обе чашки на поднос и поднялась по лестнице.

Матушка Ветровоск сидела на кровати.

Нянюшка огляделась.

На балке вниз головой висела летучая мышь.

Матушка Ветровоск растирала уши.

— Гита, будь добра, поставь под нее горшок, — попросила она нянюшку. — Они постоянно гадят на ковер.

Нянюшка отыскала наиболее интимный предмет спальной комнаты и ногой толкнула его по половику.

— Сделала тебе чашку чая, — сообщила она.

— То, что нужно, — кивнула матушка, — а то во рту какой-то жучиный привкус.

— Я думала, ночью ты предпочитаешь сов, — сказала нянюшка.

— После них потом все время пытаешься провернуть голову по кругу, — поморщилась матушка. — Летучие мыши, они, по крайней мере, смотрят в одну сторону. Сначала я пробовала Заимствовать кроликов, но сама знаешь, чем они думают. Вернее, о чем только и думают.

— О траве?

— Ага, о ней самой.

— Что-нибудь выяснила? — спросила нянюшка.

— Туда приходили. Каждое полнолуние! Судя по всему, это были девушки. Летучие мыши видят только силуэты.

— Неплохо, — осторожно похвалила ее нянюшка. — Кто-нибудь из местных?

— Скорее всего. Во всяком случае, они туда пришли, а не прилетели.

Нянюшка Ягг вздохнула.

— Это были Агнесса Нитт, дочь старого Трехпенсовика, и Люси Чокли. Да еще несколько девчонок.

Матушка Ветровоск уставилась на нее с широко раскрытым ртом.

— Извини, — пожала плечами нянюшка. — Я расспросила Джейсона.

Летучая мышь рыгнула. Матушка вежливо прикрыла рот ладонью.

— Я, наверное, выгляжу старой дурой? — спросила она некоторое время спустя.

— Нет, что ты, — успокоила ее нянюшка. — Заимствование — это ведь настоящее искусство. И ты прекрасно им овладела.

— Слишком гордой я стала. А ведь раньше я бы тоже людей расспросила, перед тем как носиться по лесам летучей мышью.

— Наш Джейсончик ничего бы тебе не сказал. Да и мне он открылся только потому, что иначе я превратила бы его жизнь в ад, — хмыкнула нянюшка. — На то они и матери.

— Теряю чутье, вот в чем дело. Старею я, Гита.

— Лично я всегда говорю следующее: ты настолько стара, насколько себя чувствуешь.

— Именно это я и имею в виду.

Нянюшка Ягг выглядела озабоченной.

— Была бы здесь Маграт, — пробормотала матушка, — я бы такой дурой перед ней выставилась…

— Маграт сейчас сидит в своем замке, — ответила нянюшка. — Учится быть королевой.

— По крайней мере, когда ты — королева, никто и не заметит, что ты что-то там делаешь неправильно, — возразила матушка. — О нет, все, что ты делаешь, правильно, потому что это ты так делаешь.

— Королевская власть… Смешная штука, — покачала головой нянюшка. — Берешь девушку с задницей, как у двух свиней, завернутых в одеяло, и головой, полной воздуха, выходит она замуж за короля, принца или еще кого-нибудь и вдруг становится ее королевским сиятельством-величеством-принцессой. Ох уж этот смешной старый мир.

— Запомни, лебезить перед ней я ни в жизнь не стану, — предупредила матушка.

— А ты никогда ни перед кем не лебезила, — терпеливо сказала нянюшка Ягг. — Никогда не кланялась старому королю. И Веренса едва удостаиваешь кивком. Да уж, кто-то, а ты никогда ни перед кем не лебезила.

— Именно так! — воскликнула матушка. — Именно так и должны поступать ведьмы.

Нянюшка немного подуспокоилась. То, что матушка вдруг заговорила о старости, встревожило ее. Она больше привыкла к матушке в нормальном состоянии едва сдерживаемого гнева. Матушка встала.

— Значит, дочь старого Чокли, говоришь?

— Именно.

— Ее мать звали Кибль, верно? Приятная женщина, насколько я помню.

— Да, но когда она умерла, старик отослал дочку в Сто Лат, в какую-то там школу.

— Не одобряю я эти школы, — нахмурилась матушка Ветровоск. — Они только мешают образованию. А все эти книги… Книги! Да что в них хорошего? Люди сейчас слишком много читают. Вот когда я была молодой, времени на чтение у нас не было, это я точно помню.

— Мы были слишком заняты другими развлечениями.

— Верно. Пошли, у нас мало времени.

— Что ты имеешь в виду?

— Дело тут не только в девушках. Там есть еще что-то. Чувствуется какой-то разум — он-то всем и управляет.

Матушка поежилась. Она слишком явственно ощущала это — так опытный охотник, крадущийся по лесам, мгновенно чувствует присутствие другого охотника — по тишине, когда должен быть шум, по примятым стеблям, по