— Догадываюсь, — ответил он, тоже побледнев.

— Как та девчонка из университета, про которую ты рассказывал, — сказала Бакстер, пытаясь вспомнить историю. — Гемма, как там ее?

— Гемма Холланд! — кивнул Томас, ухмылка сама появилась на его лице.

— Верно. И даже учитывая, что ты сейчас со мной и у нас все… серьезно, если бы она прямо сейчас вошла в эту дверь, то как бы ты себя чувствовал?

— Я более чем уверен, что она сейчас — это он, — сказал Томас.

Бакстер фыркнула.

— Хорошо, плохой пример. Но вот Уильям Коукс… Волк… он мой «тот самый, кто ушел из моей жизни», — объяснила она, встретившись с ним глазами. — И причина, по которой я не пришла вчера домой, — она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Я была с ним.

Томас был сбит с толку.

— И говоря «с ним», я подразумеваю «наедине», — прояснила она.

— Не думаю, что это что-то значит.

— Хорошо. Но все же…

— Ты имеешь в виду «возлежать».

— Не уверена, что это имеет сейчас какое-либо значение.

— Да, — согласился он, выглядя совершенно потерянным. — Полагаю, что нет.

— Я могла бы привести кучу сомнительных оправданий, мол, что я была не в себе из-за твоего предложения или что я выпила слишком много. Я могла бы винить все, что произошло за последний месяц, что все это задурманило мне голову. Но они так и останутся тем, чем являются — оправданиями.

Томас кивнул, а из телевизора донеслась неуместная веселая рекламная песенка.

— Я начала собирать вещи, — продолжила она, поставив коробочку с кольцом на стол, толкнув ее к нему. — Полагаю, ты захочешь его обратно.

— Значит, это все? — он посмотрел сначала на коробочку, а потом на нее.

— Ну, я просто решила…

— Не пытайся спихнуть все на меня. Я был совершенно серьезен, когда говорил, что хочу провести остаток своей жизни с тобой. Если это не то, чего ты хочешь, тогда именно ты все прекратишь. Прошу меня простить, — сказал он и встал.

— Куда ты идешь?

— На улицу.

Томас, само воплощение спокойствия, взял пульт, так как для него следующая реклама была еще более невыносимой чем предыдущая.

— На улицу куда?

— Пройтись, — рассеянно сказал он, тыкая кнопки, которые, по всей видимости, не делали ничего. В конце концов, он просто швырнул пульт в экран, что, кажется, помогло. — Прошу меня простить, — повторил он ошарашенной Бакстер и вышел в дверь.

Телевизор издавал электрическое жужжание.

* * *

Волк наконец добрался до душа, что для него было хорошей новостью, а для всех остальных — просто отличной. Их с Сондерсом застали врасплох сообщением, что они должны будут во второй половине дня встретиться с детективом из полиции Эссекса, руководившим расследованием по делу о нападении на Кристиана. Было, конечно, ужасно, что жертвой такого преступления стал сам комиссар столичной полиции, но было трудно отрицать, что этот факт был довольно полезным. Детектив не мог помочь им в достаточной мере, изо всех сил лебезил и, казалось, был в полном восторге от перспективы сотрудничества с другим полицейским отделением.

Однако по итогам ночи было практически нечего доложить. Грузовик «Митцубиси» нашли на свадебной дорожке близ Хатфилда, его там бросили и сожгли; криминалисты пытались хоть что-то выяснить по обломкам. Улучшив качество записи с телефона соседа, все, что можно было установить — это то, что оба нападавших были определенно мужчинами ростом более ста восьмидесяти, мускулистые и достаточно опытные для того, чтобы подчистить за собой. Остальные разрозненные данные были собраны и отправлены на каталогизацию.

Пахнущий намного лучше Волк обернулся в полотенце и полуголый прошел по участку Паддингтон-Грин в свою камеру, чтобы лечь спать.

* * *

Эдмундс потерял счет времени, пока работал при свете разбитой лампы, примотанной скотчем к верхней части газонокосилки. Оставив Тиу и Лейлу смотреть воскресное кино, он удалился в сад, чтобы продолжить работу. Он написал себе записку: напоминание, чтобы не забыть затребовать больше материалов по делу о группе, работавшей на складе верфи. Было проведено полностью независимое расследование по наркотикам, которое, как он теперь полагал, имело прямое отношение к их собственному. Он откинулся назад и потянулся, удовлетворенно щелкнув суставами, когда из дома раздался крик.

Ногой опрокинув стул, Эдмундс ринулся в дверь, побежав через темный сад в дом.

— Алекс! Алекс! — звала Тиа, она включила свет на кухне, держа в руках плачущую Лейлу.

Добежав до задней двери, он понял причину тревоги: грязные следы мокрых ботинок шли по линолеуму между ними от гостиной на кухню, где злоумышленник сделал праздный круг и вышел из комнаты.

— Кто-то был у нас дома! — едва дышала Тиа, укачивая и успокаивая Лейлу.

— Побудь тут, — сказал ей Эдмундс, открыв ящик для столовых приборов и достав нож.

Он зашел в дверной проем, и ему сделалось дурно, когда он увидел следы ботинок вокруг дивана, на котором спали его невеста и дочь. Почувствовав странный запах в воздухе, он пошел по следам вверх по лестнице. Проверив шкафы, он бросился обратно вниз, где запах усилился. Когда он вошел в прихожую, то услышал булькающий и шипящий звук. Переставленные кем-то в другое место и поставленные друг на друга коробки с уликами словно таяли.

Аккуратно обойдя растворяющуюся башню, он заглянул в ванную справа и прошел в сад перед домом. Подбежав к дороге, он не заметил ни единого признака движения на морозной улице. Простояв почти минуту и вглядываясь в темноту, он вернулся в дом. Там он пнул то немногое, что осталось от коробок, в надежде хоть что-нибудь спасти. Поспешив вернуться к семье, он достал телефон и набрал номер Бакстер.

* * *

— Кислота? — спросил Сондерс, когда Джо изучал липкую массу на полу дома Эдмундса.

Встряхнув пробирку в руке, криминалист поднес ее к свету, наблюдая, как болтающаяся жидкость постепенно краснела.

— О да, — ответил Джо, вставая.

— Они носили эту штуку рядом с Лейлой, — Эдмундс не мог скрыть отвращения на лице.

Волк изумленно смотрел, как Бакстер протянула руку, чтобы взять руку Эдмундса. Придя в дом, она прошла мимо Коукса и с тех пор старалась на него не смотреть.

— Они уехали к ее маме? — спросила она.

Эдмундс кивнул.

— Итак, сейчас же все считают, что взлом моей машине не был просто взломом моей машины, да? — спросил Сондерс. — Я… комиссар… теперь Эдмундс. Нас выцеливают.

— Что означает, что мы