Берлин в очередной раз остудил антироссийский запал Вены. А вскоре подобное ей пришлось испытать и со стороны Лондона. В начале 1896 г. Солсбери уведомил Голуховского, что правительство ее величества считает нецелесообразным для себя продление соглашения 1887 г. В своих балканских притязаниях Австро-Венгрия оказывалась один на один с Россией.

Франция? А она была союзницей России, и союзники договорились согласовывать свои действия на Ближнем Востоке. Париж выступал противником лондонских инициатив по оказанию давления на султана, и этим он серьезно страховал Петербург, который платил ему поддержкой в египетских делах. Примечателен факт: когда после сентябрьской резни армян 1895 г. Солсбери попытался убедить кабинет в необходимости предоставить Ф. Карри право вызывать флот из Безикской бухты к Константинополю для устрашения султана, то он не нашел поддержки среди членов правительства. Эксперты Адмиралтейства вдруг заголосили, что русско-французский союз «склонил морской баланс на Средиземном море не в пользу Британии»[1683][1684].

Таким образом, с осени 1895 г. ситуация в Турции и расклад сил в Европе благоприятствовали планам Петербурга по захвату Босфора. «Мы готовы», — заявили в конце октября военный министр Ванновский и управляющий Морским министерством Чихачев[1685]. А 14 (26) декабря Чихачев еще раз заверил Лобанова-Ростовского в готовности флота «начать кампанию» по овладению Верхним Босфором[1686]. Летом 1896 г. сначала офицеры Морского министерства, а затем Одесского военного округа, с согласия турецких властей, осматривали укрепления проливов. В отношении Босфора было заявлено о потенциальной эффективности установки минных заграждений в его узкой части. Система же дарданелльских укреплений, по мнению русских специалистов, была недостаточна для успешного отпора попыткам их прорыва. С выводами «было ознакомлено правительство султана, которому предлагалось обратиться за содействием в минной обороне Проливов к России»[1687].

Как в таких условиях повела себя российская дипломатия? А она с самого начала Ближневосточного кризиса, побуждая султана к реформам, тем не менее грудью встала на его защиту. Когда Нелидов после сентябрьской резни в Константинополе попытался «привлечь самое серьезное внимание императорского правительства» к своему плану захвата Верхнего Босфора, изложенному еще осенью 1892 г., то его стремление было проигнорировано[1688]. После того как в ноябре 1895 г. в речи на банкете лондонского лорд-мэра Солсбери предупредил султана, что «если он не прекратит своих жестокостей, то ярость бога обрушится на него», князь Лобанов написал послу Стаалю: «Нам хотелось бы верить, что грозная перспектива распада Оттоманской империи не входит в комбинацию лорда Солсбери»[1689]. В Петербурге более всего опасались, что Англия воспользуется очередным кризисом в Турции для своего утверждения в зоне проливов, и, исходя из этого, строили российскую политику. Поэтому-то Нелидов и внушал султану мысль, что действия России «носят исключительно сдерживающий характер и что, присоединившись вместе с Францией к английским демаршам в пользу армян», в Петербурге «воспрепятствовали англичанам перейти к обособленным энергичным действиям»[1690]. Нелидов явно стремился «закошмарить» султана английской угрозой, завлечь перспективой совместной с Россией защиты проливов и таким путем установить над ними российский контроль.

Подобно тому как действовал Форин офис в 1875–1878 гг., теперь уже российская дипломатия стремилась всячески уберечь Турцию от развала, сохранить статус-кво в зоне проливов и не допустить там усиления позиций своих британских коллег. Более того, в Петербурге упорно избегали даже намеков на переговоры с англичанами по проливам, которые могли быть расценены как шаги к разделу османских территорий.

Весной и летом 1896 г. в Османской империи, казалось бы, начало устанавливаться относительное спокойствие. С очевидным удовлетворением успокоилась и европейская дипломатия. Однако 14 (26) августа ситуацию в Константинополе взорвала группа вооруженных армян, захвативших центральный банк султанского правительства — Оттоманский банк. Одновременно по турецкой столице прокатилась волна взрывов и нападений на полицию. Террористы грозились взорвать банк, если султан не предпримет срочных мер по ускорению реформ в стране. Это явилось и грозным жестом в сторону великих держав, правительства которых обильно финансировали Порту. В течение 1890–1898 гг. общая сумма предоставленных кредитов составила 12 миллиардов франков[1691].

По некоторым данным, турецкая полиция знала о готовившейся акции армян, но не чинила препятствий. В итоге ответом на захват банка явилась очередная резня армян в Стамбуле, которая не прекратилась даже тогда, когда после уговоров драгомана российского посольства Максимова армяне покинули банк и отплыли за пределы Турции.

В то время попытками европейских послов остановить резню руководил Нелидов. Видя, что ноты протеста не действуют на турецкие власти, Александр Иванович лично предупредил султана Абдул-Гамида II, что, если резня не будет остановлена, он отдаст приказ русским боевым кораблям обстрелять Беюк-Дере[1692]. По мнению А. Герберта, руководившего английским посольством в отсутствие Ф. Карри, решительный тон Нелидова вынудил султана отдать «приказ диким толпам разойтись»[1693].