Румяная австриячка от души расцеловала меня в обе щеки. При отсутствии посторонних Лидия Адольфина могла позволить себе некоторые вольности. Ей почему-то казалось, что я как-то причастен к устройству её счастливого брака. На мой предвзятый взгляд, ничего подобного не было… – Мой добрий дрюг-полицайн! Я ошень искайль фас по фашному делу. Мне приходить много… как это, битте… жалостей? Жалобностей?!

– Жалоб, – безошибочно угадал я и даже на девяносто процентов был уверен в том, кто их поставляет.

– Я, я! Именно, жалоб! Мой супруг, ваш король, ошень занят, я есть помогать ему слегка, мало-мало… Но закон должен бить!

– Быть, – поправил я.

– Бить! – подтвердила государыня. – Битте, взглянуть вот здесь.

Горох икнул, извинился по-немецки и попытался улизнуть, но его нежно перехватили:

– Майн либен, ты опять пиль до обеда? Но твоя красивий голова будет есть болеть! Как ты меня огорчать…

– Лидочка, уж прости, пожалуйста, но тут участковый пришёл, предложил по чуть-чуть за его здоровье. Как я мог отказать такому человеку? – беззастенчиво соврал царь. Австриячка глянула на меня с таким мягким укором, хоть сквозь землю провались…

– О та! Я понимайт, то есть ваш рюсский народний обычай – пить «за встречу», «за здоровье» и «за давно не виделись»! Зер гут, я буду привыкать…

Самодержец ласково чмокнул её в лоб и счастливо сбежал. Передо мной легла толстенная стопка доносов, жалоб и заявлений на милицейский произвол. Из более чем семидесяти бумаг две были написаны не дьяком Филимоном, остальные… И каждый лист приходилось разбирать со всей немецкой дотошностью и пунктуальностью! Утешало одно – я уйду, а вот Гороху с ней жить…

* * *

В отделение вернулся к вечеру. Подшил бумаги, часа два играл в «подкидного дурака» с Ягой и её котом. Угадайте, кто остался? Хорошо, хоть не на деньги играли – я бы вообще без копейки ушёл. За ужином вернул своё, бабка обиженных судьбой жалеет и кормит, пока не лопнешь. Если я за всё это время ещё не колобок, то это только от нервов…

Кстати, одна из причин вечных стрессов – петух! Наша ненависть с первого взгляда успешно переросла в окопную войну. За зиму он успел отъесться, продумать новую стратегическую линию и теперь будил меня, предварительно укрывшись за бруствером из близстоящих куриц. Эти влюблённые дуры самоотверженно прикрывают его от любых моих происков. Я начал всерьёз задумываться о найме киллера.

Митяй заявился от силы на полчаса раньше меня. Где шлялся, не сказал. Но никого не «заарестовал» и ни во что не влип, трудился на уборке конюшни до первых звёзд. Парень умнеет на глазах, кто бы поверил… В целом всё шло так тихо и ладно, что я бухнулся спать рано, а сны снились полноцветные с цирковым уклоном. Бабке пришлось трясти меня дважды, случай редкий, обычно я просыпаюсь… хр-р-р…

– Никитушка! Да проснись же, сокол ясный! Беда!

– Ам…пым, я м… чё т…там, сплю я…

– Вставай же, люди пришли…

– Подача заявлений в отделение с девяти утра до пяти вечера без перерыва на обед! – всё ещё на что-то надеясь, отпихивался я, пока Яга не рявкнула:

– Подъём, сыскной воевода, а не то водой студёной оболью! Пришла беда неминучая в ворота милицейские…

– Без меня никак?

– Никак! – подтвердила бабка, её вид со свечой в руке был суров и патетичен, как у американской статуи Свободы.

Я старательно зевнул и, скинув одеяло, потянулся за брюками. Домохозяйка стыдливо отвернулась…

– Ты ужо, как наготу прикроешь, вниз спускайся, ткачи Брусникины тебя там ждут, дочь у них пропала. Двенадцатая, средненькая…

Несколько секунд я молча переваривал последнее предложение. Двенадцатая и средненькая?! Ё-моё, да сколько ж их там вообще имеется? И все дочери?! Ну… тогда Брусникин-старший в этом нехитром деле любого кролика переплюнет. Замуж, наверное, попытается сдать оптом…

В горнице меня ожидала пожилая супружеская пара. Жена оказалась женщиной тихой, незаметной, а муж – рябой мужичок щуплого телосложения – умудрился во время разговора строить глазки даже Бабе Яге! И вправду шустрый дядька, из таких виагру варить надо…

– Итак, записываю: кто пропал, когда, где и при каких обстоятельствах?

– Дочь, стерва, по ночи домой не вернулась! Прибью ить…

– Что-то вы грубо так…

– Да уж небось как есть! – грозно вскинул бородёнку ткач. – Ославила отца на всю улицу – до милиции довела! Вы уж, батюшка сыскной воевода, явите милость – отыщите дуру, а я с ней по-свойски, ремнём потолкую! Прибью, как бог свят, прибью…

– Имя и особые приметы пропавшей, – мысленно махнув рукой на чужие внутрисемейные отношения, продолжил я.

Брусникин о чём-то перемигнулся с женой и обстоятельно ответил:

– Зовут Дуняша, возрасту девичьего, ростом пониже меня будет, волос русый, красной лентой коса заплетённая, над бровью родинка малая, ровно мушка. Одета в рубаху с вышивкой да сарафан простой, а ещё лапти неновые. Но прибить я её обязан просто…

– Когда пропала?

– С утра из дому сбежала с подругами гулять, так вот до сей поры и не возвернулася. А ить ночь уже! Раньше надо было прибить…

– Не огорчайтесь, какие ваши годы… У подруг спрашивали?

– Нет, не сподобились… – Многодетный отец задумчиво почесал маковку. – Дак она вроде раньше-то так не сбегала… Но ныне точно прибью, как возвернётся…

– Ладно, понял, записал. – Я обернулся к его жене. – Имеете что-нибудь добавить?

Она только отрицательно покачала головой. Глаза встревоженные, нервы на пределе, ещё чуть-чуть – и ударится в банальную истерику. Я оглянулся на Ягу, бабкино лицо было самым серьёзным…

– Хорошо, я сейчас же попрошу нашего младшего сотрудника оповестить патрули. А вы успокойтесь, идите домой, может быть, беглянка уже сама вернулась… Если что, я постараюсь обязательно заглянуть утром.

– Благодарствуем на уважении, Никита Иванович, – в пояс поклонился ткач и даже не пообещал прибить. Дочь, разумеется…

– Так будут искать-то? – впервые подала голос мать пропавшей девушки.

– Обязательно, – уверил я. – Бабуля, Митька всё ещё спит?

– Дык как всегда, – подтвердила Яга. – Он же деревенский, с солнышком ложится, с ним же и встаёт, а в промежуток его и оглоблей не разбудишь.

Тоже правда, традиционно он спал у нас в сенях, на топчане, то есть мимо никак не пройдёшь, но сном недобудимым. В русских сказках такой обычно называют богатырским, в чём я лишний раз и убедился…

– Митя, подъём, служба зовёт! – проорал я прямо ему в ухо и отпрыгнул в