Братство понесет в себе черты тайных обществ и Закрытой сети, какие-то свойства Сообщества Тени и глубинные структуры волшебных матриц-проектов. Оно вберет в себя черты паттернов духа и деятельности, религиозных орденов, государства и новых суверенов психоистории. Но при этом Братство не будет ни одним из этих элементов, пусть даже самых успешных, динамичных и мощных. Братство выступит как субъект психоистории завтрашнего дня. Оно обеспечит приход новой Реальности – Нейромира.

Мир психоистории имеет три измерения. Первое – онтологическое. Второе – деятельное. Третье – структурное. Это как в квантовой физике, где можно считать свет либо волной, либо частицей, по-разному его описывая. В физике получаются как бы две проекции одного мира, дополняющие друг друга, создающие объемную картину Реальности. Подобный подход к микрокосмосу сформулировал гениальный Нильс Бор, назвав его «принципом дополнительности». Этот универсальный принцип действует и в гуманитарных науках. Однако при изучении цивилизации ракурсов зрения оказывается больше, чем в физике микромира. В нашем случае – как минимум три.

Подлинная Реальность психоистории видится в трех системах координат. Онтологический ракурс задает матрицу психоистории. Он помечает действующие лица психоистории по их положению в цивилизационной сетке. Указывает их координаты. В начале книги мы писали о семи заветных координатах, которые и задают топос цивилизаций (отношение к природе, обществу, времени, к Богу и т. д.), определяя отличие одних народов от других. Это – метрическое определение традиции. Да, собственно говоря, традиция и есть топос, взятый в исторической длительности.

Второй ракурс – деятельный. Здесь задается способ экспансии топоса цивилизации в Реальность, его конфликтов с другими топосами и изменений. Понять природу каждого из игроков психоистории можно по способу их действий.

Третий ракурс – структурный. Любое действие требует своего деятеля, субъекта. Само по себе ничего не происходит. Так вот, любой игрок-субъект, будь он государством, закрытым обществом или спецслужбой – это всегда какая-то система. А она всегда обладает внутренним строением, структурой. От структуры зависят и качества системы, и ее отличительные способности. Структура диктует способ действия системы и ее отношения с окружающим миром. От структуры зависят границы и возможности изменений системы.

Эти три ракурса задают и три временных среза. Если мы имеем дело с традицией, то это – длящееся прошлое. Структура – это будущее, которое становится здесь и сейчас. Деятельность же – это настоящее, всегда конфликт прошлого и будущего.

И вот перед нами задача: создать Братство, которое породит новую Реальность, отрицая и вбирая в себя нынешний мир. А в основу нового порядка вещей Братство заложит сверхновую русскую матрицу. Безусловно сверхновую. И непременно русскую. Мы сопряжем прошлое и будущее, соберем чудесные технологии, возьмем на вооружение поразительные техники «дизайна будущего».

Сверхновая русская матрица возвращает традицию, которая берет реванш, разворачиваясь вглубь и вширь – динамичная, живая, обновленная. Иная Реальность – это Реальность русской традиции. Но где же ее искать? Где таится начало русской традиции, ее смысловой и энергетический исток?

Ответ очевиден. Да вы его наверняка уже знаете. В Троице-Сергиевой обители, в деятельности Сергия Радонежского надо искать наши истоки. Того, кто вместе с учениками и сотрудниками за какие-то считанные годы создал на развалинах Киевской Руси новый русский народ. Именно он заложил топологическую структуру русской идентичности. Он вдохнул в нас жизнь. Троице-Сергиева обитель времен Радонежского и есть прообраз нашего Братства. Какие же черты той лавры нам особенно важно перенять?

Как пишет А.Косоруков в книге «Строитель вечного пути России Сергий Радонежский» (Москва, «Беловодье», 2004 г.), краеугольным камнем обители служила Троица, воплощенная в добре, духовности и созидании. Для Сергия Радонежского был основой нравственно-духовного совершенствования. Своим примером он учил, что без такого стержня теряют смысл и молитвы, и богослужения. А вот в сочетании они превращаются в звено, соединяющее высшее и низшее, великое с малым. «Труд был его важнейшей незаменимой молитвой».

В своей обители Сергий возродил раннехристианскую этику совместной жизни, совершив переход монахов от обособленного жительства к общему. За сто с лишним лет, прошедших до Радонежского, монахи на Руси привыкли к жизни легкой и нетрудовой, со всяческими удобствами и услугами. И психология у них успела сложиться индивидуалистическая. Вместе собирались только на общие богослужения. А вот «общее житие» по Сергию требовало изменения сознания. Возникала община, коммуна. Богатые и бедные уравнивались в правах. Примера для Сергия не было: ведь в Византии, откуда пришло к нам Православие, монастыри были «особножитными».

Переход к общинности в монастыре не предполагал всеобщего равенства. Нет, возникала сложная, жизнеспособная, духовно-просветленная общность. То было территориальное объединение вокруг монастыря. Сюда входили и близлежащие храмовые приходы. И пусть организационно они подчинялись иерархии церкви, в плане духа, деятельности и зачастую хозяйства они подпадали под водительство монастыря, жили в орбите его духовно-хозяйственной активности. Как правило, во главе приходов стояли «белые», женатые священники. Они-то и выступали своего рода мостиком, между безбрачными монахами-чернецами и обычными мирянами. Но не в смысле посредничества, а по степени самоотречения, приближенности к заветам раннехристианской жизни.

Здесь были и братства, эти уникальные структуры, соединявшие в себе духовное и хозяйственное. Они складывались уже в пятнадцатом-шестнадцатом веках вокруг наиболее духовных и процветающих монастырей. В братства входили миряне, обычные люди. Осененные духовным светом обители, братья не только участвовали в монастырской экономике, но и пользовались политической и военной защитой монастыря. Такие братства несли пять важнейших функций.

Во-первых, участвовали в экономической жизни монастыря, помогали монахам в решении их производственных задач, связанных с земледелием, торговлей, ремеслом.

Во-вторых, вбирали в себя наиболее ревностных мирян, вовлеченных в духовную жизнь обители.

В-третьих, все споры внутри братства разрешал свой, братский суд. Принцип был таков: пока мы не решим проблему в своем кругу, то сор из избы не вынесем.

В-четвертых, братства занимались «экономикой дарения». То есть, подавали милостыню странникам, поддерживали сирых и убогих, вдов и сирот.

В-пятых, поскольку братья были в основном людьми посадскими и сельскими, они помогали друг другу в своей деятельности.

Вот эта самая сложная ткань монастырских систем, разбросанных по русским просторам, и составила Святую Русь. Новую Реальность, основу великорусского народа, родившегося среди разложившихся остатков Древней Руси – раздробленных, полной взаимной вражды и коварства. Жизнь в Святой Руси была пронизана духовным светом и священным смыслом.