Он позвонил с новостями старшему инспектору Личу и попросил его передать их помощнику комиссара Хильеру. Сам он, сообщил Линли, проследит за тем, чтобы «хамбер» в целости и сохранности был отправлен на экспертизу, а затем поедет за компьютером Юджинии Дэвис, что и было его изначальным планом. По-прежнему ли старший инспектор желает, чтобы Линли привез компьютер?

Старший инспектор по-прежнему этого желал. Несмотря на арест Дэвиса, Линли по-прежнему оставался в немилости из-за своего проступка. Компьютер должен быть доставлен в участок и зарегистрирован как имущество жертвы.

— Раз уж об этом зашла речь, что еще вы припрятали от меня? — спросил Лич с недюжинной проницательностью.

Линли ответил, что больше ничего из вещей, принадлежавших Юджинии Дэвис, он не брал. И говорил он это с чистой совестью, поскольку жизнь научила его, к счастью или нет, что рожденные страстью слова, которые мужчина пишет в послании женщине — и даже те, которые он говорит ей вслух, — даются женщине в пользование лишь на тот срок, пока слова эти служат своему предназначению. А принадлежат они только мужчине, от начала и до конца.

— Он меня не толкал, — вот первое, что сказала Джил Фостер сидящей рядом с ней Барбаре Хейверс, когда пришла в себя в машине «скорой помощи». — Вы не должны думать, будто он толкнул меня.

Ее голос был слаб — еле слышное бормотание, нижняя половина тела залита кровью, водой и мочой, которые потекли из нее, пока она лежала в вестибюле подъезда. Но больше она ничего не смогла произнести из-за нового приступа боли — по крайней мере, так показалось Барбаре, потому что Джил вскрикнула, а один из команды врачей «скорой помощи» озабоченно вгляделся в мониторы, где отражались основные жизненные показатели пациентки, и сказал водителю:

— Включи-ка сирену, Клифф.

Этого было достаточно, чтобы Барбара сделала выводы о состоянии Джил Фостер.

— Это ребенок? — тихо спросила она у врача.

Тот бросил на нее хмурый взгляд, ничего не сказал и вернулся к пакету с раствором для внутривенного вливания, который подвешивал на стойку над пациенткой.

Даже с сиреной поездка до ближайшей больницы с родовым отделением показалась Барбаре бесконечной. Но когда они наконец прибыли, их встретили с внушающей надежду и успокоение энергичностью. Санитары бегом доставили носилки с Джил из машины в больницу. Там ее окружила толпа медиков, которые повезли ее дальше, по пути выкрикивая запросы на оборудование, консультации педиатров и акушеров, диковинные препараты и таинственные процедуры, названия которых были призваны скрыть их назначение.

— Она выкарабкается? — спрашивала Барбара у всех, к кому могла пробиться. — Она рожает, да? С ней все будет в порядке? А с ребенком?

— Роды не должны быть такими, — был единственный ответ, которым удостоили Барбару озабоченные врачи. — У нее множество травм.

Джил Фостер отправилась прямо в операционную, а Барбара осталась в отделении, ожидая результатов и меряя шагами комнату ожидания. Никто не сообщил ей никаких подробностей, потому что в ответ на встречный вопрос: «Вы член семьи?» — Барбара могла лишь отрицательно качать головой. Она сама не очень понимала, почему ей так важно было знать, что незнакомая ей женщина выберется из переделки живой. Может, это неожиданное сестринское чувство, которое она почувствовала к Джил, объяснялось тем, что ее саму не очень давно точно так же увозили на «скорой помощи» после ее столкновения с убийцей.

Она не поверила, будто Ричард Дэвис не толкал Джил Фостер с лестницы, но с этим придется разбираться позднее, когда Джил немного поправится и узнает, что еще натворил ее жених. А она поправится, сообщили Барбаре примерно после часа ожидания. У Джил родилась дочь, и малышка здорова, несмотря на свое стремительное появление на свет.

Услышав это, Барбара почувствовала, что теперь сможет отправиться домой. Она так и сделала и уже расспрашивала у главного входа в больницу, какие автобусы ходят отсюда в сторону Фулем-Палас-роуд, когда вдруг обнаружила, что стоит под вывеской больницы «Чаринг-Кросс». Да ведь здесь лежит суперинтендант Малькольм Уэбберли! Барбара вновь нырнула в пропахшее лекарствами здание.

На одиннадцатом этаже она сумела остановить бегущую куда-то медсестру реанимационного отделения. «Критическое» и «без изменений» — так описала сестра состояние суперинтенданта, из чего Барбара заключила, что он до сих пор находится в коме, до сих пор подключен к системам поддержания жизни и до сих пор ему грозят такие осложнения, что молитвы о его скорейшем выздоровлении будут столь же рискованным делом, как и мысли о его возможной смерти. Когда человека сбивает машина, когда его мозг получает тяжелые повреждения, даже после долгого лечения этот человек больше никогда не становится самим собой. Барбара не знала, готова ли она желать своему начальнику такого излечения. Она не хотела, чтобы он умер. Эта мысль была для нее невыносима. Но и вообразить его влачащим жалкое растительное существование месяц за месяцем, год за годом она не могла.

— Его семья с ним? Я состою в команде, которая расследует это происшествие. У меня есть для них новости. Если, конечно, они захотят их услышать.

Медсестра с сомнением оглядела Барбару. Барбара вздохнула и вытащила из кармана свое удостоверение. Придирчиво изучив его, медсестра кивнула:

— Подождите здесь.

И Барбара осталась ждать, с чем вернется медсестра от родственников Уэбберли. Она предполагала, что из палаты появится помощник комиссара Хильер, однако поздороваться с ней вышла дочь Уэбберли. Миранда выглядела совершенно измученной, но при виде Барбары улыбнулась и сказала:

— Барбара! Здравствуйте! Как это мило с вашей стороны, что вы зашли проведать отца. Неужели вы все еще на работе, в такой час?

— Мы произвели арест, — сообщила ей Барбара. — Вы скажете отцу? То есть я знаю, конечно, что он не может слышать и вообще… Но все-таки…

— Да нет же, он слышит, — сказала Миранда.

Надежды Барбары подлетели кверху.

— Так он пришел в себя?

— Нет. Просто врачи считают, что люди, находящиеся в коме, могут слышать все, что им говорят. И разумеется, папа будет очень рад слышать, что вы поймали того, кто сбил его.

— Как он вообще? — спросила Барбара. — Я говорила с сестрой, но мне почти ничего не сказали. Кроме «пока все без изменений».

Миранда улыбнулась, но эта улыбка не столько отражала ее собственные чувства, сколько была направлена на то, чтобы уменьшить тревогу Барбары.

— Ну да, принципиальных изменений не было. Однако сердечный приступ не повторялся, а это благоприятный знак. В целом его состояние стабильно, и мы… мы очень надеемся. Да, мы надеемся.

Ее глаза были слишком яркими, слишком испуганными. Барбара хотела сказать, что не нужно ради нее пытаться представить все в лучшем свете, чем есть, однако понимала, что мужественный оптимизм девушки нужен ей самой даже больше, чем остальным.