Милиция прибыла достаточно быстро. Оставшийся у Кораблевых Логвиненко показал дорогу к месту происшествия. Несмотря на темноту, начался первичный осмотр. Позже внимание следователя, который вел это дело, привлек следующий факт: по словам сотрудников милиции, Логвиненко четко указал то место, где стреляли в Невзорова, хотя, как утверждал сам же Логвиненко, от машины он не отходил и не мог видеть, где стоял его коллега в момент выстрела. Кроме того, милиционеры заметили следы легковой машины на самом пустыре. Однако Логвиненко никакого интереса к этим следам не проявил, сказав, что они с Ермоловым на пустырь не заезжали.

Позднее, когда следователь спросил Логвиненко о причинах такого равнодушия к следам на пустыре, оператор ответил, что следы эти нашел именно он, а милиционеры их затоптали. Конечно, заслуживает внимания и еще один факт – на место происшествия от ГУВД выехал следователь, специализирующийся по угонам автомобилей. При всем уважении к этому человеку, эксперты из прокуратуры отмечают, что он не мог руководить осмотром с должным профессионализмом – просто в силу своей специализации. На месте происшествия найден окурок сигареты «Мальборо», которую курил Невзоров, и свернутый бинт. Во время следствия Невзоров заявил, что бинт, возможно, принадлежит ему: несколько дней назад у него болел палец, бинт мог заваляться в кармане, а потом, зацепленный вытаскиваемым газовым пистолетом, выпасть. Обнаружили на пустыре и следы, которые вели к железнодорожному полотну и предположительно принадлежали стрелявшему мужчине. С трех следов удалось сделать гипсовые слепки. (Оперативниками в дальнейшем была проведена огромная работа, однако идентифицировать по слепкам обувь так и не удалось. По данным оперативной проверки, обувь с такой подошвой у нас не производилась и через официальные каналы не завозилась.) Больше на месте происшествия не удалось обнаружить ничего. Профессионалы, расследующие покушение, в этой связи отмечали, что места происшествий с таким ничтожным количеством следов никогда раньше не встречались в их практике.

Во всех средствах массовой информации, в оперативных сводках ГУВД и в материалах уголовного дела место происшествия было названо пустырем в районе улицы Жени Егоровой. С тем же успехом можно было бы назвать его пустырем в районе Шувалово – Озерки. Если взглянуть на схему, то хорошо видно, что улицей Жени Егоровой на пустыре и не пахнет. Он ограничен Выборгским шоссе, дорогой на Торфяное и железнодорожным полотном, идущим вдоль Суздальского проспекта. Почему же возник «пустырь в районе улицы Жени Егоровой»? Первое объяснение – с этой улицы вызывали скорую и милицию. Но есть еще одно объяснение. Невзоров неоднократно бывал в гостях у своего коллеги, который жил в доме № 5 по Суздальскому проспекту, то есть прямо напротив пустыря. Это обстоятельство само по себе несколько подмывает показания пострадавшего, заявлявшего, что он никогда раньше не бывал в том месте, где на него покушались. Кроме того, проспект имеет довольно странную географию, поэтому люди, живущие, например, в доме № 5 по Суздальскому, обычно объясняли, как к ним добраться, следующим образом: «Ехать нужно по Суздальскому в сторону Жени Егоровой». Такой ориентир Невзоров мог подсознательно перенести и на пустырь.

В ходе журналистского расследования мы, кстати, проделали маленький эксперимент: зимой в ночное время на нанятой машине попытались найти этот пустырь. Водитель, живущий в том же районе, потратил на поиски около сорока минут.

Из опросов многочисленных свидетелей следует, что сам пустырь в зимнее время почти всегда безлюден. Владельцы собак предпочитают их выгуливать вечером по Суздальскому проспекту, так как на пустыре нет каких-либо источников света. Любопытно, что коллеги Невзорова Вадим Медведев и Александр Борисоглебский, побывавшие на пустыре на следующий день после загадочного инцидента, заявили, что найти этот пустырь ночью практически невозможно, если, конечно, не побывать там заранее. Наконец, есть еще одно немаловажное обстоятельство. К тому месту, где стоял Невзоров, очень трудно подобраться незаметно: вокруг растут кусты, и шум задеваемых веток должен был выдать крадущегося.

Постановлением следователя Марины Бобровской уголовное дело было возбуждено по факту покушения. Это означает, что сам пострадавший никакого заявления не писал. Более того, Невзоров ясно дал понять, что писать и не будет. Началась отработка различных версий – месть на почве профессиональной деятельности или каких-нибудь личных отношений, наконец, просто маньяк-убийца.

Одна любопытная версия умерла, практически не родившись. Невзоров в присутствии Бэллы Курковой рассказал в приватной беседе министру печати Михаилу Полторанину о том, что на пустыре он должен был встретиться с офицером КГБ. Полторанин эти слова моментально обнародовал. В Ленинградской прокуратуре все как-то сразу скисли, представив себе довольно тяжелую перспективу – устанавливать всех офицеров КГБ, с которыми мог встречаться Невзоров. Выручил сам пострадавший – по телевидению он сказал, что Полторанин все напутал. Но Полторанин вряд ли мог что-то напутать. Дело в том, что в начале декабря 1990 г. Невзоров приезжал к тогдашнему начальнику управления КГБ по Ленинграду и области Анатолию Куркову. Разговор, в частности, шел о Щелканове. Невзоров просил Куркова предоставить документы о психическом заболевании председателя горисполкома. Курков отказал. Однако свидетели сообщили, что Невзоров, по его словам, якобы усмотрел в глазах Куркова страстное желание выдать телевизионный компромат на Щелканова. А через несколько дней прозвучал звонок с предложением предоставить эти самые документы. (Документы, кстати говоря, так и не нашли. Хотя искали их тщательно, в том числе и оперативным путем.) Поэтому Невзоров вполне мог сказать Полторанину, что шел встречаться с офицером КГБ. Другой вопрос – а был ли сам звонок?

Странное поведение оператора Логвиненко на пустыре во время первичного осмотра, показания Александра Борисоглебского и Вадима Медведева дали следствию основания выдвинуть, наряду с другими, и версию о возможном самостреле или инсценировке покушения. Возникла также версия о несчастном случае из-за неосторожного обращения с оружием.

Эти версии подкреплялись и тем обстоятельством, что Михаил Ермолов, побывавший на следующий после покушения день на пустыре, так же хорошо, как и Логвиненко, там ориентировался, хотя ночью 12 декабря от своей машины, по его словам, не отходил. В своих показаниях режиссер Ермолов говорил о том, что, услышав выстрел, вначале на него вообще не среагировал. Ермолов знал, что Невзоров любит оружие, поэтому мог продемонстрировать пистолет мальчику, которого ждал. Кроме того, имелись показания Александра Захватова – приятеля Невзорова, о том, как 13 декабря Логвиненко демонстрировал Невзорову в клинике отснятый на пустыре материал и рассказывал раненому коллеге, что с ним произошло.

Ни одна из выдвинутых версий официального подтверждения не получила. Свидетели меняли свои показания, путались либо вовсе не являлись на допросы. Сотрудники городской прокуратуры, занимавшиеся этим делом, выражали свое удивление тем, что Невзоров отнюдь не торопился оказывать помощь следствию, тормозя его собственными неявками.