Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Счастье его, что он от меня ушел; да я найдуего, — сказала она своим грубым голосом; — слышишь ты что ли, что я говорю? —Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И МарьяДмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи исухи, губы поджаты, щеки опустились.
— Оставь… те… что мне… я… умру… — проговорилаона, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнееположение.
— Наталья!.. — сказала Марья Дмитриевна. — Ятебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стануговорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтраприедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
— Ну узнает он, ну брат твой, жених!
— У меня нет жениха, я отказала, — прокричалаНаташа.
— Всё равно, — продолжала Марья Дмитриевна. —Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он,если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
— Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали!Зачем? зачем? кто вас просил? — кричала Наташа, приподнявшись на диване излобно глядя на Марью Дмитриевну.
— Да чего ж ты хотела? — вскрикнула опятьгорячась Марья Дмитриевна, — что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал вдом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, чтож ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец,негодяй, вот что!
— Он лучше всех вас, — вскрикнула Наташа,приподнимаясь. — Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, зачто? Уйдите!.. — И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают людитолько такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевнаначала было опять говорить; но Наташа закричала: — Уйдите, уйдите, вы все меняненавидите, презираете. — И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще нескольковремени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, чтоникто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и непоказывать ни перед кем вида, что что-нибудь случилось. Наташа не отвечала. Онаи не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевнаподложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липовогоцвета, но Наташа не откликнулась ей. — Ну пускай спит, — сказала Марья Дмитриевна,уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимисяраскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночьНаташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшейи подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал графИлья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщикомладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней,по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, чтоНаташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперьей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатымирастрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна ибеспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась навходивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он самприедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойнооборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное идаже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
— Что с тобой, мой ангел, больна? — спросилграф. Наташа помолчала.
— Да, больна, — отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почемуона такая убитая и не случилось ли чего-нибудь с женихом, она уверяла его, чтоничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графууверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, порасстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел,что в его отсутствие должно было что-нибудь случиться: но ему так страшно былодумать, что что-нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любилсвое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверитьсебя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю еенездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьерсбирался уехать куда-нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приездаРостовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставилоего поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове ИосифаАлексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подалиписьмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу,касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Емуказалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен былиметь женатый человек к невесте своего друга. И какая-то судьба постоянносводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело?думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князьАндрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто-то окликнул его.
— Пьер! Давно приехал? — прокричал емузнакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках,закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашнимтоварищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей,закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его былорумяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые,напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер,ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, иоттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!»с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьераего шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу,сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него,нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
— Что случилось? — спросил Пьер, входя к МарьеДмитриевне.