жизненной силы. Коллопи улыбнулся, и Норе показалось, что перед ней включили излучающий тепло прибор. Директор источал очарование и энергию.

— Я знаком с вашей работой, Нора, и, признаюсь, следил за ней с громадным интересом. Подумать только, великие руины каньона Чако создавались под влиянием ацтеков, а может быть, даже были их творением! Это очень важное открытие, Нора. Новое слово в науке.

— В таком случае…

Он остановил ее легким пожатием руки и продолжил:

— Меня не информировали о сокращении бюджета вашего отдела. Конечно, нам всем приходится затягивать пояса, но мне кажется, что иногда мы напрасно стрижем всех под одну гребенку.

Нора не смогла устоять перед искушением посмотреть на реакцию Брисбейна, но лицо первого заместителя директора являло собой каменную маску, и прочитать на нем что-либо было совершенно невозможно.

— По счастью, у нас имеется возможность не только восстановить финансирование вашего проекта в полном объеме, но и выделить дополнительно восемнадцать тысяч долларов на проведение столь необходимого вам радиоуглеродного анализа. Еще мальчиком мне довелось побывать в каньоне Чако, и я до конца дней своих буду помнить эти величественные руины.

— Спасибо, но…

Снова последовало легкое рукопожатие.

— Умоляю, не надо меня благодарить. Мистер Брисбейн был настолько добр, что привлек мое внимание к возникшей ситуации. Ваша работа имеет для музея огромное значение, и я лично сделаю все, чтобы оказать вам поддержку. Если вам что-то потребуется, обращайтесь ко мне. Лично ко мне.

Директор мягко отпустил ее ладонь и сказал, обращаясь к Брисбейну:

— Я должен удалиться, чтобы приготовить речь. Благодарю вас.

С этими словами директор Коллопи ушел.

Нора взглянула на Брисбейна, но лицо юриста по-прежнему оставалось непроницаемой маской.

— Теперь вы знаете, что произойдет, если вы примете участие в нашей программе, — сказал он. — О том, что произойдет в случае вашего отказа, я предпочитаю не распространяться.

Брисбейн повернулся к зеркалу, чтобы в последний раз оценить свою внешность.

— Увидимся вечером, доктор Келли, — почти нежно произнес он.

Глава 12

По красной ковровой дорожке О'Шонесси тащился следом за Пендергастом к бронзовым дверям музея. Он не сомневался в том, что взоры всех людей были обращены на него. В своей полицейской форме он казался себе клоуном. О'Шонесси небрежно уронил руку на кобуру револьвера и испытал некоторое удовлетворение, увидев, как нервно вздрогнул оказавшийся с ним рядом джентльмен в смокинге. Поразмыслив еще немного, он решил, что пребывание на этой собачьей выставке — времяпровождение более приятное, чем лицезрение физиономии капитана Кастера. Так что не стоит кривить рожу.

На подъездной аллее ежесекундно появлялись автомобили, из которых выходили красивые и не очень красивые люди. Бархатные канаты сдерживали небольшую группу унылых фотографов и журналистов. Вспышки камер никак нельзя было назвать частыми. Между ними возникали довольно продолжительные паузы. Микроавтобус с логотипом местной телевизионной компании уже готовился к отбытию.

— Должен заметить, что открытие зала приматов — празднество менее грандиозное, чем те, в которых мне здесь приходилось принимать участие, — сказал Пендергаст, оглядываясь по сторонам. — Думаю, что подобного рода мероприятия публику утомили. Музей то и дело устраивает приемы.

— Зала приматов? — удивился О'Шонесси. — Неужели все эти люди интересуются обезьянами?

— Думаю, что большинство их них явились, чтобы пообщаться с приматами, не являющимися экспонатами выставки.

— Ужасно смешно.

Войдя в двери, они пересекли Ротонду. Если не считать посещения музея два дня назад, то в последний раз О'Шонесси был здесь еще мальчишкой. Тогда, впрочем, как и сейчас, в музее были динозавры. И кроме динозавров — стадо слонов.

Красная ковровая дорожка и улыбающиеся молодые дамы указывали им путь. Очень милые дамы. О'Шонесси решил, что обязательно посетит музей, как только у него появится свободное время.

Они прошли через африканский зал и, миновав украшенные бивнями слона двери, вступили в зал для приемов. В помещении было множество маленьких столиков, освещаемых ритуальными для подобного рода мероприятий свечами. Вдоль одной из стен тянулась уставленная разнообразными яствами буфетная стойка. Стойку с обоих концов венчали прекрасно укомплектованные разливочные центры. В самом дальнем конце зала находился подиум, а в ближайшем к нему углу струнный квартет усердно пиликал венские вальсы. О'Шонесси не верил своим ушам. Квартет звучал просто отвратительно. Оставалось утешаться лишь тем, что музыканты увечили не Пуччини.

Зал был почти пуст.

У дверей торчал какой-то лощеный тип с белой гвоздикой в петлице. Под гвоздикой висела огромная картонка с начертанным на ней именем. Он подбежал к Пендергасту и, всем своим видом выражая благодарность, принялся трясти руку агента.

— Гарри Медокер, — представился тип. — Руководитель отдела по связям с общественностью. — Благодарю вас за визит, сэр. Надеюсь, вам наш новый зал понравится.

— Поведение приматов является моей специальностью.

— Ах вот как! Значит, вы пришли туда, куда надо. — Глава ведомства заметил О'Шонесси, и его рука с зажатой в ней ладонью Пендергаста замерла в воздухе. — Простите, офицер, — сказал он. — Неужели у нас возникли какие-нибудь проблемы?

В голосе, которым были произнесены эти слова, не осталось ни капли сердечности.

— Именно, — угрожающим тоном ответил О'Шонесси.

— Это частное мероприятие, офицер, — не пытаясь скрыть враждебности, произнес Медокер. — Прошу прощения, но вам придется уйти. Мы не нуждаемся в дополнительной охране…

— Вот как? Только для твоего сведения, Гарри… Я здесь в связи с группой любителей кокаина, которая подвизается в вашем заведении.

— Кокаин? В музее? — переспросил Медокер с таким видом, словно у него вот-вот должен был случиться инфаркт.

— Спокойно, офицер О'Шонесси, — бросил Пендергаст.

— Никому ни слова, Гарри. Представляешь, какой шум может поднять пресса. Подумай о музее. — О'Шонесси легонько похлопал Медокера по плечу и отошел, оставив побледневшего руководителя отдела трястись от ужаса.

— Терпеть не могу, когда проявляют неуважение к человеку в синем мундире, — сказал О'Шонесси.

Пендергаст вначале бросил на него суровый взгляд, но тут же понимающе кивнул и сказал:

— Правила запрещают пить на работе, но есть blini au caviar разрешают.

— Блины с чем?

— Блины из гречишной муки с густыми сливками и черной икрой.

— Я не употребляю в пищу сырые «рыбьи яйца», — содрогнувшись всем телом, сказал О'Шонесси.

— Боюсь, сержант, что вам никогда не доводилось пробовать настоящий продукт. Уверяю, что икра вам понравится даже больше, чем «Полет Валькирий». Тем не менее здесь имеется копченая осетрина, паштет из гусиной печенки, ветчина по-пармски и речные устрицы из Дамарискотта. Стол в музее всегда отменный.

— А сандвич с обычной ветчиной здесь можно получить?

— Это яство вы без труда найдете у парня с тележкой на углу Семьдесят седьмой улицы и Сентрал-Парк-Вест.

В зал ручейком текли новые люди, но свободного места было пока