времени коронации и желал и страшился увидеть, ибо если папа и льстил себя надеждой повлиять на автора Конкордата, еще более он опасался сам подпасть под его влияние. Не оставив Пию VII времени на размышления, Наполеон появился перед ним, заключил его в объятия и назвал своим отцом. Папа принял его объятия и назвал сыном. Оба государя, столь необыкновенно соединенные судьбой, чтобы всю жизнь любить и мучить друг друга, казались совершенно осчастливленными новой встречей. Надежда на скорое и полное примирение сияла на их лицах. Слуги папы, обыкновенно мрачные, были очарованы и восхищены этой сценой.

На следующий день Пий VII, окруженный кардиналами и епископами, которых допустили к нему ради такого визита, с большой пышностью посетил императора в его покоях. От императора он переместился к императрице, с которой не был знаком, ибо это была не та императрица, которую он короновал, и на этом троне, где все переменялось так быстро, переменилась уже и государыня! Как и все, он нашел Марию Луизу милой, нежной и довольной своим величием, и выказал себя с ней таким, каким всегда и был, ласковым, исполненным достоинства и благодати старости; нанеся ей визит, он принял и ее визит, и среди этого движения, казалось, несколько оживился и обрел некоторое удовлетворение и надежду.

По завершении официальных визитов начались серьезные беседы. Наполеон исполнился решимости использовать всю свою любезность и силу ума, словом, всю силу обаяния, чтобы очаровать папу и в то же время убедить его, что лучше просто согласиться на то, чего от него требуют. Сначала он рассказал о своих планах в ближайшей кампании и выказал уверенность в том, что сокрушит противников в самом начале военных действий. Хотя досадным слухам о положении Франции, распространившимся в Европе, и не позволили проникнуть в Фонтенбло, папа знал, что Наполеон впервые вернулся с войны без победы. Однако при виде императора, столь уверенного в том, что он вскоре сразит и русских, и германцев, невозможно было не проникнуться той же уверенностью.

Убедив Пия VII в том, что он столь же могуществен, как и всегда, и что над его волей, как и прежде, возобладать невозможно, Наполеон выказал непоколебимую решимость не оставить и малейшей частицы Италии иностранному влиянию и лишил папу всякой надежды вернуться в Рим. Главе Церкви оставалось выбрать между Парижем и Авиньоном. Было бы куда лучше, говорил Наполеон, если бы он согласился на Париж. Но коль скоро он этого не хочет, ему остается предпочесть Авиньон, уже освященный долгим пребыванием пап. Приказы будут отданы незамедлительно, и вскоре всё будет готово для того, чтобы он обрел там самое пышное пристанище. Он сможет совершенно свободно принимать послов всех держав, послы эти будут пользоваться дипломатическими привилегиями и неприкосновенностью, даже если будут принадлежать государствам, воюющим с Францией. Они смогут прибывать к новому двору понтифика по морю и по Роне, почти не соприкасаясь с территорией Империи. Папе будут пожалованы два миллиона дохода, в возмещение имущества, распроданного в Римском государстве. Всё имущество, продажа которого еще не свершилась – а это наибольшая его часть, – будет ему возвращено и будет управляться его агентами. Чтобы ему угодить, восстановят кафедры епархий, примыкающих к Риму, и он сам сможет назначать в них епископов. Кроме того, папа будет обладать правом назначения епископов в десяти епархиях Италии или Франции, по его выбору, чтобы таким способом вознаграждать своих служителей, не считая права назначения кардиналов, которое не перестанет ему принадлежать. Прелаты Римского государства, кафедры которых были упразднены, но которые еще живы, получат достоинство, титул и положение епископов in partibus[26] и будут в продолжение всей жизни получать из французской казны содержание, равное доходам от бывших епархий. Римские архивы, церковный суд, канцелярия будут перевезены к папе в прекрасную страну Воклюз[27] и должным образом обустроены в новом Риме, который целиком и полностью посвятят его славному предназначению.

Папе не придется сожалеть ни о богатстве, ни о независимости, ни о могуществе, ибо религиозными делами он будет управлять по своему усмотрению, столь же свободно, как делал это в Риме. Он потеряет лишь мирскую власть – суетное притязание понтификов, весьма опасное для религии, всегда страдавшей от распрей государей Рима с государями христианского мира. Беседуя об этом предмете, Наполеон применил всю силу своего ума и неумолимую логику, чтобы убедить Пия VII, что отделение духовной власти от мирской и упразднение последней есть неизбежное требование времени, ни в чем не ущемляющее интересы религии.

Добрейший папа, которому часто писали и говорили подобные вещи, но который никогда не слышал, чтобы их выражали с таким теплом, красноречием и убедительностью, был соблазнен и покорен. Он стал думать, что многое переменилось и многое еще переменится, что мирскому владычеству пап, вероятно, суждено закончиться, но с помощью Наполеона конец его не унесет с собой ни основ религии, ни ее влияния. Надлежит пойти на жертву чисто материальную в интересах самой религии, и потому согласиться на предлагаемое устройство – значит совершить акт бескорыстия, а не слабости, достойный, а не постыдный акт. Но в душе папа еще продолжал спорить с Наполеоном и, когда нужно было решаться, впадал в непреодолимые сомнения.

После трех-четырех дней бесед Наполеон дал ему понять, что нужно завершать дело, а поскольку форма документа беспокоила понтифика ничуть не меньше, чем содержание, обещал найти форму, которая не пробудит в нем угрызений и не отягчит память непереносимым бременем. Наполеон тотчас вызвал одного из своих секретарей, и они принялись за дело. Труднее всего Пию VII было принять, что достоянием Святого престола будет владеть другая держава, и официально согласиться на обустройство вне Италии. Наполеон решил это затруднение, обещав, что ни об оставлении Рима, ни об устройстве в Авиньоне сказано не будет, а речь пойдет только о независимом проживании святого отца и свободном осуществлении им власти понтифика в лоне Французской империи.

Вследствие чего был принят следующий текст: «Его Святейшество будет осуществлять понтификат во Франции и в королевстве Италия таким же образом и в тех же формах, как его предшественники». Только подразумевалось, что происходить это будет в Авиньоне. Далее недвусмысленно говорилось, что папа будет принимать облеченных всей полнотой дипломатических полномочий послов христианских держав; вновь получит в пользование и управление нераспроданное имущество Римского государства; будет получать два миллиона дохода в возмещение имущества отчужденного; будет назначать епископов в примыкающих к Риму семи епархиях и в десяти епархиях Франции или Италии, которые будут указаны позднее; бывшие римские епископы сохранят титул епископов in partibus и получат содержание, равное