— Может, не он привязал? — усомнился шофер.

— А кто? Они, что ли?.. Да Ратмир бы им руки по локоть отхватил! В протоколе сказано: задержан со сброшенным намордником… — Рогдай Сергеевич выпрямился и с болезненной пристальностью еще раз оглядел поляну и пепелище. Засохших капель крови нигде не наблюдалось. Да и на брыластой морде пса тоже. — Сколько там у нас до обеденного перерыва?

— Сорок две минуты…

Директор издал досадливое кряхтение.

— Тогда лезь в машину, — расстроенно велел он. — Сейчас я легавых вызову. И давай-ка в обход… чтобы следов не затоптать…

Пока возвращались к пролому, Ратмир, ни на миг не забывавший о прикопанном бумажнике, попытался увлечь хозяина к помеченным кустам, но тот уже созванивался по мобильнику с МОПСами и на слабые эти попытки внимания не обратил.

Надежды на то, что следакам удастся раскрутить данное дело, не было ни малейшей, но, не вызови их сейчас Рогдай Сергеевич, впоследствии кое у кого могло бы возникнуть подозрение, что фирма «Киник» сама решила избавиться от своего замдиректора. Поэтому лучше было подстраховаться заранее…

Как ни странно, ищейки приехали довольно скоро, однако лица их радостью не сияли. О случившемся МОПСы были оповещены еще до заявления Рогдая Сергеевича и, честно говоря, сильно надеялись, что минет их чаша сия. Примерно полтора часа назад им позвонили «гицели» и со скрытой ехидцей известили: тут у вас в Сеченовском переулке людей на глазах в багажники запихивают, а вам и невдомек… Плохо работаете!

С видимой неохотой прибывшие походили по поляне, затоптали окончательно все уцелевшие следы, забрали в качестве вещественных доказательств огрызок поводка, визитную карточку и, сделав пару снимков, занялись бумаготворчеством.

— С полканом свяжи… — слышалось из служебной машины. И после паузы: — Товарищ полковник…

Беседовал с МОПСами исключительно Рогдай Сергеевич. Шофер-телохранитель, как ему было приказано, прятал шрамы за поднятыми темными стеклами директорского автомобиля.

Ратмир нервничал, повизгивал, вертелся у ног хозяина, порывался в кусты. На прутья парковой решетки уже налипло несколько случайных прохожих, с нездоровым интересом наблюдающих за ходом расследования и живо обменивающихся впечатлениями.

— Н-ну… в общем, дело ясное… — подойдя к Рогдаю Сергеевичу, процедил сухощавый остроносый следак — Можно, конечно, еще пройтись с вашим песиком до площадки, но… есть ли смысл?

— Вряд ли это у нас получится, — с сожалением ответил тот, взглянув на часы. — Обед…

— Обед? — Следак задумался на секунду, поколебался. Машинально потрепал Ратмира по холке. — А на разговор не пойдет? — пригасив голос, спросил он как бы невзначай.

Директор усмехнулся — то ли с горечью, то ли с гордостью.

— С вами? Боюсь, он и со мной на разговор не пойдет. Бронзовый призер. Сами понимаете: есть что терять…

Оба понимающе покивали. Собачьи показания суд не учитывает, поскольку по закону таковые не только не имеют юридической силы, но даже не подлежат словесному изложению. Нет, можно, конечно, вызвать четвероногого свидетеля во внерабочее время и без протокола вынуть из него информацию для оперативного использования, но, во-первых, он сразу же побежит жаловаться в «охранку», а во-вторых, и так ведь понятно, что похищение наверняка дело рук шариковской группировки, вот уже третий день выясняющей боеспособность каких-то двух шавок из Булгакове…

— Ну нет — так нет, — ничуть не расстроившись, сказал следак. — Стало быть, до встречи… Понадобитесь — пригласим.

Ищейки оперативно погрузились в машину. Рогдай Сергеевич проводил их задумчивым взглядом, потом с удивлением взглянул на пса. Поддернул слегка поводок.

— Ты что, не слышал? Обед.

Упрямо уставившись на правый налапник, Ратмир продолжал сидеть в собачьей позе с плотно прижатым к земле задом. Обиженный, сердитый. Хотя чувствовалось, что из образа он уже вышел. Пялящиеся из-за ограды зеваки лыбились, некоторые даже скабрезно друг другу подмигивали.

— А… — Директор наконец сообразил, в чем дело. Подождал, пока МОПСы отъедут подальше, затем подал знак водителю. Серый опустил стекло, выглянул.

— Что сделать, Рогдай Сергеевич?

— Слушай, принеси ему что-нибудь прикрыться, — буркнул тот. — Видишь же: неловко человеку…

Что Лев Львович задержится с Ратмиром на прогулке, сомнению не подлежало. Сотрудники скалили зубы, прикидывали, сколько времени хитрый пес промурыжит на поводке слабовольного замдиректора, даже заключали пари. Однако на втором часу ожидания веселье сменилось недоумением, недоумение — тревогой. Когда же Рогдай Сергеевич, утратив присущую ему обычно царственную неторопливость, с окаменевшим как попало лицом стремительно сбежал по лестнице, фирма испуганно притихла. Последовало полчаса напряженного ожидания. Ляля сидела в приемной бледная, выпрямив спину, и глаза у секретарши были припухшие.

Лишь возвращение директора с вызволенным у «гицелей» Ратмиром вернуло всем голоса, причем с избытком.

— Ну и на кой пес нам такая собака! — бушевала мордастая сука бухгалтерша. И всё-то у нее было выпучено: глаза, щеки, бюст. — Только на своих рычать может! А на чужих нарвался — и хвост поджал!

— Ну неправда ваша! — обиделся охранник (дело происходило в холле). — Если бы не Ратмир Петрович, Льва Львовича еще бы вчера увезли!

— Вчера! Мало ли что вчера! А сегодня?

— А сегодня Лев Львович Ратмира Петровича к скамейке привязал! Сам слышал! При мне Рогдай Сергеевич Гарри Федоровичу говорил…

— Да сам он себя привязал! Чтоб отмазаться потом! Привлеченный шумом, в холл заглянул только что помянутый Гарри Федорович. Проще говоря, Гарик. Ухмыльнулся глумливо.

— Зря вы, Пальма Героевна, — заметил он с ласковой кроткой язвительностью. — Не дай бог дойдет до Общества охраны домашних животных… Не расплатитесь. Обвинение-то — серьезное.

Мордастая подавилась и, приняв пунцовый окрас, ушла к себе на второй этаж. Ободренный поддержкой начальства охранник распрямил грудь, победно оглядел опустевший холл, затем вновь раскрыл тоненький «Проект Устава Вооруженных Сил Суслова» и, гордый собою, углубился в чтение. Странный он был мужичок, с химерами. То псом возмечтает служить, то в армию его потянет. Ну, псом еще ладно, но вот армии в Суслове, что бы там ни придумывала оппозиция, не было, нет и не будет. Какой смысл? Если уж татары стороной обошли…

Тем не менее романтически настроенный охранник, склонясь над «Проектом», морщил лоб, вникал, бормоча:

— Предпосылкой недоверия часового к посторонним людям… служит безразличное отношение людей к нему… запрещение подкормки и ласки часового посторонними… кормление часового только начальником караула… и заменяющим его лицом…

Тем временем за плотно закрытыми дверями директорского кабинета шел серьезный разговор с глазу на глаз. Каноническая пара хрустальных наперсточков вкупе с бутылкой чумахлинского коньяка заступила на боевое дежурство с самого начала беседы.