— Когда я, — продолжил он, — случайно увидел вашу «Олимпию» по телевидению в Нью-Йорке, то был восхищен. Потом прочитал в газете «Новости недели», что вы — друг Судана и готовите экспедицию. Позже приехал в Лондон и там во второй раз увидел ваш олимпийский фильм, его показывало Би-би-си. И теперь главное, — продолжил мой собеседник, — в программе Би-би-си следом прошел еще один сюжет, снятый как раз перед вашей экспедицией. В нем вы рассказывали о своих планах, вашем фильме о нуба и вашей любви к Африке — меня это околдовало.

Сказанное настолько потрясло меня, что слезы выступили на глазах. После небольшой паузы суданец добавил:

— Когда же я узнал, какие усилия вы прилагали, чтобы получить визу и разрешение на ввоз транспорта, я распорядился, чтобы вам ни в коем случае не чинили препятствий. К сожалению, второй документ пришел слишком поздно, вы уже уехали.

Забыв, где нахожусь, я обняла собеседника — моя радость и благодарность были безграничны. В ответ он дал мне визитную карточку: «Мубарак Шаддад, спикер парламента». Выяснилось, что именно этому человеку я посылала сомнительную телеграмму из Каира.

Теперь я расхрабрилась и спросила о причинах месяцами длившейся задержки в получении визы. Оказалось, что во время моей киноэкспедиции в горы Нуба в 1964 и 1965 годах некий суданский торговец сообщил в полицию в Хартуме, что в процессе съемок со вспышкой мы подавали световые сигналы врагам государства. И тут я вспомнила, о ком идет речь: этому человеку я тогда помогла, а теперь была обязана клеймом «враг Судана» и тем, что меня внесли в полицейские «черные списки», а мои просьбы о выдаче визы многократно возвращались обратно. Если бы мои фильмы не увидел столь высокопоставленный государственный деятель, я не получала бы суданскую визу еще годы.

Осторожно расспросив господина Шаддада о коренных жителях Южного Судана, я с радостью услышала, что он сам заинтересован в этнологическом изучении примитивных народов, среди которых провел несколько лет в Экваториальной провинции. Я спросила его, возможна ли сейчас поездка на юг.

— Почему бы нет? Вам хочется посмотреть юг? — спросил он просто.

Удивленная, я сказала:

— Да, конечно, но там, говорят, до сих пор неспокойно?

— Беспорядки уже почти прекратились, опасности больше нет. Вы сможете увидеть собственными глазами, что распространяемые о суданцах россказни — ложь.

— Вы думаете, я смогу посетить динка в Вау и лотуко в Торите?

— Вы можете ехать куда хотите, в том числе и в те области, которые долгие годы были закрыты из-за военных действий.

— А мне разрешат фотографировать и снимать фильмы?

— Естественно. Мы предоставим в ваше распоряжение подходящие машины. Скажите только, куда вы хотите направиться.

Сдерживая волнение, я спросила:

— Могу ли я снова поехать в горы Нуба?

— Почему же нет?

Я вскочила и благодарно воскликнула:

— Вы — чудо!

Незадолго до Рождества мы покинули Хартум. Нас сопровождала Урсула Вайстроффер. Она хотела познакомиться с моими нуба и решила побыть у них две недели. Как всегда, следовало сначала зарегистрироваться в Эль-Обейде у тамошнего губернатора.

Трепеща от неизвестности, я стояла перед Сейидом Мухаммадом Аббасом Фагиром, губернатором Кордофана. По-прежнему удивляясь новому повороту судьбы, я услышала:

— Уважаемая Лени, я знаю, как вы привязаны к своим друзьям. Мне хотелось бы, чтобы на этот раз в горах Нуба вы провели самое прекрасное время вашей жизни.

Это были не просто слова, губернатор старался оказать мне всяческую помощь.

На базаре Эль-Обейда я делала покупки, думая о сооружении своего будущего дома у нуба, и, к ужасу Хорста, приобрела огромный деревянный стол, шкаф, несколько табуреток, а еще соломенные коврики, деревянные доски, бамбуковые стойки и целый мешок сахара для нуба. Чтобы все это перевезти, потребовалось нанять небольшой грузовик.

Уже трижды в жизни я отмечала рождественские дни вместе с нуба, поэтому мне захотелось и на этот раз еще до сочельника добраться в Тадоро. Кадугли уже остался позади. Мы находились где-то в 50 километрах от места моего лагеря, когда с полей к нашей машине побежали первые нуба. Я никого из них не знала, но когда они меня увидели, то стали, не отставая от «лендровера», выкрикивать: «Лени, Лени!»

И вот передо мной любимое дерево с огромной кроной. Мы с ним встретились в четвертый раз. Как и прежде, вскоре вокруг собралось множество нуба, которые бурно приветствовали нас, пожимали руки, обнимали, смеялись, как будто домой вернулся давно отсутствовавший член семьи. Нату с гордостью показал уже построенный им для меня дом. Урсула и Хорст безмолвствовали.

Нуба перенесли наши вещи вверх к дому. Не все смогло поместиться, и тогда они решили специально построить еще и соломенные хижины. Они давали вполне дельные советы и даже догадались, где достать материал. Целая деревня принимала участие в строительстве навеса под соломенной крышей, для которого требовались деревянные опоры, стебли дурры, солома и доски.

Со строительством совсем было позабыли о рождественском празднике. Приближалась полночь, когда мы установили искусственную елку, навесили игрушки и закрепили несколько свечей. Потом пригласили наших друзей нуба. Детишек мы одаривали их любимыми конфетами, пожилых людей — табаком, девушек и женщин — жемчужинами, а молодые люди были в восхищении от красивых платков, привезенных нами в большом количестве. Самым впечатляющим моментом праздника стал сюрприз от Хорста. Хвала действующему душу! Уже в самые последние мгновения мой помощник собрал все, из чего можно соорудить душ: шланг с распылительной душевой насадкой, закрепленный в пластиковой канистре с водой, которую подняли на большое дерево с помощью каната. Еще в рождественскую ночь мы попробовали искупаться под душем при свете фонарика. Неописуемое чувство — наконец-то получить возможность освободиться от пыли. И ребятишкам эта забава пришлась по душе. Сначала они боялись, но, как только некоторые из малышей-карапузов рискнули, им всем захотелось встать под струи чистой воды. А уж сколько было радостного крика!

Потом мы испытали в действии медные рамки для поиска воды. Но сначала от этой затеи пришлось отказаться, так как рамки норовили выскочить из рук — нельзя же было рыть сразу во многих местах. Нуба прекратили копать после того, как на глубине 10 метров Алипо сломал ногу — вскоре, к счастью, подлеченную. Мне виделось только одно решение — строительство колодца надо довести до конца.

Хорст с лихвой оправдал мои надежды. Прилежный, спокойный, он ни у кого ничего не просил и оказался идеальным товарищем. Не чурался никакой работы, ничто не было ему в тягость, он справлялся с любой технической проблемой.

Вскоре нас должна была покинуть Урсула. Нуба и ее принимали сердечно. В Кадугли ее отвез Хорст. Оттуда окружной офицер помог добраться до Эль-Обейда. Вскоре после возвращения Хорста совсем рядом с лагерем я услышала крики. Взволнованные нуба все бежали в одном направлении. Помчавшись следом, я увидела, что все они смотрят в ранее мной не замеченную глубокую яму. После того как Алипо сломал ногу, ее зачем-то прикрыли ветками. Несколько минут назад туда свалился мальчик, приблизительно двенадцати лет. Нуба кричали вниз, но ответа не слышали. Они ничего не могли сделать, никто из них не мог спуститься глубже 10 метров, слишком скользкими оказались омытые дождем вертикальные стенки. Отец мальчика был в отчаянии. Я сразу же подумала о канате и притащила его так быстро, как только смогла. Мы с Хорстом опустили его вниз в надежде, что мальчик сумеет за него схватиться и тогда мы его вытащим. Никакого движения. Я вспомнила свое карабкание по скалам и опоясалась канатом. Нуба таращили на меня глаза, а Хорст опускал канат, пока я не добралась до мальчика. Он тихо скулил. Я привязала мальчика к другому концу каната и велела осторожно поднимать его наверх. Когда я выбралась сама, то увидела, что отец спасенного ребенка сильно его колотит, хотя тот ни в чем не был виноват. Меня это так возмутило, что я, забывшись, в одно мгновение, отхлестала огромного мужчину-нуба по щекам. Тот молча смотрел на меня, ничего не предпринимая, а все нуба одобряюще кивали. Мальчик сильно повредил спину, но Хорст вскоре вылечил его. Яму, предназначавшуюся для колодца, пришлось засыпать.