Этого нельзя было сказать об У. Черчилле. В его письмах не было откровенности, чувствовалась какая-то затаенность, настойчивое стремление к захвату центральных районов Германии. Это, естественно, заставляло Советское правительство быть более настороженным.

Я не считаю нужным здесь приводить переписку между У. Черчиллем, Ф. Рузвельтом и И. Сталиным, так как она опубликована. Если ее внимательно прочитать сегодня, станет еще более очевидным, как вынашивал У. Черчилль свои замыслы послевоенного устройства государств Центральной Европы, во главе которых должны были встать правительства, зависимые от империалистического Запада.

В конце октября и начале ноября 1944 года мне пришлось по заданию Верховного Главнокомандующего основательно поработать над основными вопросами завершающей кампании войны, и прежде всего над планами операций на берлинском направлении. Должен с удовлетворением отметить, что наш Генеральный штаб в этот период стоял на большой высоте в искусстве планирования крупных наступательных операций.

Анализируя обстановку, Генштаб правильно считал, что наибольшее сопротивление враг окажет нашим войскам на берлинском направлении. Подтверждением этому служили крайне малые результаты наступательных действий наших войск в октябре (3, 2-го и 1-го Белорусских фронтов) и их вынужденный переход к обороне в первых числах ноября 1944 года на западном стратегическом направлении.

Я целиком был согласен с Генштабом, с его главными операторами А. И. Антоновым, С. М. Штеменко, А. А. Грызловым и Н. А. Ломовым, которые на всех этапах работы оперативного управления показали себя выдающимися знатоками оперативно-стратегического планирования.

По мнению Генштаба, в первую очередь должны были начать наступление наши южные фронты на венском направлении. Это неизбежно заставило бы германское командование перебросить значительные силы, стоявшие против наших западных фронтов, для укрепления юго-восточного стратегического направления, от которого зависела судьба юга и юго-востока Германии.

При рассмотрении плана наступления фронтов на западном направлении возникал серьезный вопрос о Восточной Пруссии, где противник имел крупную группировку и сильно развитую оборону, опиравшуюся на долговременные инженерные сооружения, труднопроходимую местность и крепкие каменные постройки населенных пунктов и городов.

Пришлось с сожалением вспомнить то непонимание, которое допустил Верховный, не приняв предложение, сделанное еще летом, об усилении фронтов, действовавших на восточно-прусском направлении. Как помнит читатель, оно строилось на том, чтобы с ходу сломать оборону противника при успешном развитии Белорусской операции. Теперь вражеская группировка в Восточной Пруссии могла серьезно угрожать нашим войскам при наступлении на берлинском направлении. Тогда же мною и А. И. Антоновым было предложено Верховному усилить 2-й Белорусский фронт не менее чем двумя армиями, чтобы в кратчайший срок разгромить восточно-прусскую группировку.

Точно не помню, 1 или 2 ноября меня и А. И. Антонова вызвал Верховный для рассмотрения плана зимних операций. Докладывал проект А. И. Антонов, согласовав его предварительно со мной. И снова Верховный не счел нужным согласиться с нашим предложением. Мы предлагали взять эти армии за счет Прибалтийских фронтов, которым, по нашему мнению, следовало бы перейти к обороне, блокировав 16-ю и 18-ю армии курляндской группы противника.

Генерал С. М. Штеменко в своих воспоминаниях пишет, что до 7 ноября и в праздничные дни в Генштабе работали командующие войсками фронтов Маршалы Советского Союза Ф. И. Толбухии, К. К. Рокоссовский, И. С. Конев, генерал армии И. Д. Черняховский и представители Ставки, а затем состоялось совещание в Ставке ВГК.

Лично я не знаю такого совещания, хотя в это время работал в Москве, в Наркомате обороны, как заместитель Верховного Главнокомандующего. А. М. Василевский находился в войсках Прибалтийских фронтов, координируя их действия по уничтожению курляндской группировки противника.

Если бы командующие фронтами были вызваны в Ставку, я должен был бы знать об этом, встретиться с ними и вместе быть у И. В. Сталина на «всестороннем обсуждении замысла»[142].

Вообще И. В. Сталин никогда не обсуждал с командующими фронтами замысла целой кампании. Он ограничивался обсуждением лишь одной конкретной операции фронта или группы фронтов.

После ноябрьских праздников мы вместе с Генштабом занялись подробной разработкой плана наступления войск 1-го Белорусского фронта.

К этому времени командование и штаб 1-го Белорусского фронта уже представили в Генштаб свои основные соображения о проведении операции, которые в основном отвечали обстановке. О них у нас были неоднократные разговоры с К. К. Рокоссовским и М. С. Малининым.

Как уже говорилось, я не был согласен с фронтальным ударом на Варшаву через реку Вислу, о чем доложил Верховному Главнокомандующему. Верховный утвердил мое предложение.

15 ноября я выехал в Люблин, где мне был передан приказ о назначении командующим 1-м Белорусским фронтом (членом Военного совета фронта был генерал К. Ф. Телегин), а К. К. Рокоссовский этим же приказом назначался командующим 2-м Белорусским фронтом. Здесь, в Люблине, я встретился с Б. Берутом и другими руководителями Польской рабочей партии и Национального комитета освобождения Польши.

16 ноября я вступил в командование 1-м Белорусским фронтом, К. К. Рокоссовский в этот же день выехал на 2-й Белорусский фронт.

До конца ноября штаб фронта во главе с М. С. Малининым отрабатывал план наступления и готовил необходимые заявки Ставке Верховного Главнокомандования на дополнительные войска и материальные средства. Штабом фронта, штабом тыла фронта и командующими родами войск был проделан титанический труд по расчетам сил и средств на предстоящую операцию. Очень сложная работа выпала на долю заместителя командующего по тылу генерал-лейтенанта Н. А. Антипенко и его начальника штаба генерала М. К. Шляхтенко.

Во всякой операции материально-техническое обеспечение действий войск имеет важнейшее значение, особенно в крупных наступательных операциях. Исходя из этого, я счел необходимым ввести в курс предстоящих действий войск фронта заместителя командующего по тылу. Отправившись в Москву для окончательной увязки всех вопросов и для утверждения плана операции Верховным, взял его с собой. Это в значительной степени помогло тылу фронта организовать высококачественное обеспечение Висло-Одерской операции.

В конце ноября план был утвержден. Твердых сроков начала наступательных операций Верховным названо не было, однако была указана ориентировочная готовность к 15–20 января.

Поставленные задачи и сроки требовали большой и сложной работы в войсках, штабах, тыловых органах и командных инстанциях. Подготовка Висло-Одерской операции в значительной степени отличалась от подготовки предыдущих операций подобного масштаба, проводимых на нашей территории. Раньше мы получали хорошие разведывательные сведения от наших партизанских отрядов, действовавших в тылу врага. Здесь их у нас не было.