Приехав в Париж, Мала обнаружила, что каникул больше не предвидится. Мала догадывалась, что тетя, сама не знающая отдыха, ждала от нее отдачи и усердия больше, чем от кого бы то ни было, и стремилась доказать ей, что и правда чего-то стоит. Испытательный срок перешел в серьезную проверку. И если в частной жизни Хелена была любящей тетей, то на работе она была строгой и требовательной мадам Рубинштейн. Эти две роли никогда не пересекались.

Мала успешно выдержала первые недели испытательного срока. Тогда и было решено отправить ее изучать дерматологию в Вену, а потом совершенствовать знания в Берлин. Конечно, и после этого ей нужно было еще многому научиться, но, закончив курс, она вернулась в Париж, чтобы начать работать всерьез.

Она начала карьеру с самой низшей ступени, знакомясь со всеми аспектами бизнеса. Мадам заставляла ее работать и в салоне, и в конторе, и в лаборатории, и в магазинах за прилавком часто по десять – двенадцать часов в день, а иногда и в выходные. Мадам Рубинштейн была требовательным, но очень хорошим учителем: «Наблюдать, как распределяются финансы и решаются дела, проникаться ее любовью к трудностям, следовать ее четкой логике, позволявшей решать вопросы, казавшиеся неразрешимыми (…) – все это было для меня отличной школой», – вспоминала потом Мала. У Мадам был дар убеждения и воздействия на людей, но ее деловая философия выражалась в одном лишь слове: слушать. Мала сделала эту философию и своей – всегда наблюдала, слушала и училась.

Мадам была довольна своей ученицей и старалась показать ей это. Она поручила Мале представлять марку во всех европейских странах. И первой страной в этом списке стала, конечно, Франция. Мала, которая очень любила Париж, узнала тогда, что так отличает столицу от провинции. В отличие от парижанок, французские провинциалки гордились тем, что мало тратят. В провинции не существовало еще рекламы и продаж по скидкам в больших магазинах, и для большинства провинциалок 1920-х годов макияж был всего лишь странной причудой, от которой было несложно отказаться. Мала была далека от парижской привычки к излишествам, поэтому ей было легче «слушать» и понимать личные обстоятельства каждой клиентки. После Франции работа становится ей полностью ясна, и она с легкостью подчиняет себе остальную Европу. Для нее начинается кочевая жизнь.

«Я не знаю ничего, кроме Красоты, которая околдовывает, соблазняет, очаровывает и побеждает время», – так говорила Мадам.

Как только у нее появились на это средства, Хелена стала собирать ценные предметы искусства. Иногда они попадали в коллекцию случайно, просто потому, что были раритетными, оригинальными или просто пришлись ей по сердцу. Исключая некоторую склонность к «Наполеону III», она собирала предметы искусства всех стран и эпох. Мадам жила между трех континентов и прекрасно могла существовать в интерьерах трех разных веков. Из каждого путешествия она привозила новый предмет, для которого иногда требовалось ставить специальный шкаф или витрину. Она коллекционировала все, но предпочитала живопись и скульптуру, украшения, редкую старинную мебель и миниатюры.

Хелена Рубинштейн была безгранично увлечена современным искусством. А любовь к красоте, неподвластной времени, заставляла ее вкладывать много денег в африканское искусство и искусство стран Океании. Она собрала одну из крупнейших и красивейших уникальных коллекций. В нее входило около трехсот пятидесяти предметов искусства античности, доколумбовой Америки, Океании, Дальнего Востока, двести восемьдесят скульптур из разных регионов Западной и Экваториальной Африки. Она собрала коллекцию настоящего музейного уровня, достойную награды от любого этнографического общества.

Одним из первых художников, который познакомился с ней, был скульптор Джейкоб Эпштейн[53]. Вскоре он стал одним из ее ближайших друзей. В 1910-х годах он участвовал во всех движениях, объединявших первых звезд кубизма: Пабло Пикассо, Жоржа Брака и Хуана Гриса, чьи работы поначалу больше ужасали ее, чем восхищали. Она в свою очередь познакомила его с африканским искусством и была совершенно очарована новой дружбой.

В то время Джейкоб Эпштейн работал в Лондоне, а Хелена собиралась открывать свой первый салон в Париже. Чаще всего самые интересные аукционы африканского искусства проходили во французской столице, и он не раз просил ее участвовать в торгах вместо себя. Эпштейн показывал ей в каталоге понравившийся лот и называл максимальную цену, которую нельзя было превысить во время торгов. «Я отдам около трех ливров за каждую вещь». (В то время это составляло около 15 долларов. – Прим. авт.)

Если цена превышала три ливра, Хелена покупала вещь для себя. Так она начала участвовать в аукционах сама за себя и постепенно, шаг за шагом, собирала свою собственную коллекцию африканского искусства. Как она сама говорила, «я научилась любить их яркую выразительность». Несколько лет спустя Джейкоб Эпштейн был счастлив признать, что коллекция Хелены восхитительна. Он часто повторял: «Я собрал это для нее, но держась на расстоянии».

Коллекцию перевозили из квартиры в квартиру, но основная ее часть находилась в Париже, в квартире на улице Бетюн (она занимала ее с 1931 года). О коллекции была даже написана серьезная статья в специальном журнале в 1943 году.

Скульптуры снова расположились в длинной галерее, холле и прилегающей к нему курительной комнате. Эта комната, до отъезда служившая библиотекой, была переделана – стены обшили панелями из проморенного светлого дуба, вдоль стен сделали длинные полки и поставили витрины – теперь там с легкостью размещалась вся коллекция. В трех больших витринах была выставлена серия скульптур антилоп из Судана. В маленьком трюмо стояли редкие статуэтки из Судана и Кот-д’Ивуара, а на полках располагались фигурки народов банту – племени пахуин и предметы религии бьери, головы бамун и несколько предметов из бельгийского Конго. На карнизе, шедшем по всему периметру комнаты, на специальной планке стояли статуэтки племен сенуфо, бауле, бамбара и маски племени бобо вместе с несколькими фигурками народа бакота.

На другой стороне галереи все было устроено таким образом, что позволяло без помех наслаждаться скульптурами огромных размеров, зафиксированными на специальных подставках, – они прекрасно смотрелись на фоне белых стен. В той же галерее, в нишах, устроенных в пролетах, находились маски племен сенуфо и гуро и тотемные фигурки из Габона, обрамленные латунными чеканными пластинами.

В холле, на двух застекленных этажерках, располагалась коллекция образцов ткацкого мастерства – самая полная и редкая, учитывая разнообразие и уникальность экспонатов.

Скульптуры Океании, не такие многочисленные, как африканские, но исключительного качества, находились наверху деревянной обшивки курительной комнаты. Отдельно были выставлены предметы искусства доколумбовой Америки, античные статуэтки и искусство Дальнего Востока. Все это находилось в вестибюле, который вел в большую гостиную в ротонде, выходившую на террасу. Интересно то, что некоторые предметы коллекции Хелены были внесены в каталог Музея современного искусства в Нью-Йорке в 1935 году по случаю большой выставки африканского искусства.