Об оппортунизме

Система РФ – это глубоко оппортунистичная государственность. Почти по любому вопросу здесь скажут: пусть идет, как идет. Пусть Путин будет в Кремле, и пусть его дальше видят человеком, решающим все в России. Пусть люди ближнего круга воруют, ведь они все же смогли построить Крымский мост. Пусть Явлинский и дальше изображает Безумного Шляпника, как изображает его уже двадцать лет. Пусть несистемные политики прокламируют и репрезентуют мнимую готовность к политике и управлению столицей и страной. Все играют во что-то, но мы не желаем резкого выхода из игры. Когда встает вопрос о выходе из игры насовсем, мы в последнюю минуту отказываемся и остаемся в игре.

Власти в Системе, как и непримиримые их противники, равны в оппортунизме, но не равны в доступе к политическим возможностям. Оппортунизм сетевого критика власти, ее сетевого недруга проистекает из тех же причин, что и стратегический оппортунизм кремлевской группировки, что и оппортунизм каждого человека во власти, взяточник он или нет, технократ, провокатор или идеалист.

Я не могу определить, является ли Путин бóльшим оппортунистом, чем Навальный. Это глубоко разные люди, но Система РФ нивелирует их различия своей игрой – и они принимают ее, хотя с разным удовольствием. Так не надо ли вместо того, чтобы десятилетиями обсуждать слабость одного человека, рассмотреть истоки оппортунизма Системы РФ? Почему этот оппортунизм успешен?

Фактор новой неопределенности

Развивая случайную для 2012 года предвыборную импровизацию – анти-Болотная, анти-Pussy Riot, антизакон Магнитского, – Путин авторизировал политику третьего срока.

Авторизированной она становилась по мере того, как спутывалась ситуация в управлении и терялась нить развития любой властной инициативы. Легкость входа в сирийский конфликт (подсказанная колебаниями Обамы раньше, чем была предложена иранцами). Мгновенный успех крымской операции, хотя и обернувшийся затем тупиком в Донбассе, – все толкало к мысли о простоте открытия новых игровых полей. Но как уходить с этих полей, единожды их создав? США обучались этому весь ХХ век с переменным успехом. Советский Союз в 1970-е, едва рискнув, тут же смертельно себя защемил в Афганистане.

Путинские эскалации, комбинирующие спецоперацию с военной поддержкой и пропагандистским форсажем, трудны для руководства. Игровые поля то необозримо раздвигались, как в Сирии, то все начинало буксовать. Ситуация после победы Трампа – подарок судьбы, «чудо на Потомаке» – быстро обернулась бедой.

Ничто нельзя довести до развязки или деэскалации. А глобальная аудитория зла и требует автора на сцену.

Силовой призрак внутри постпутинского транзита

Разговоры о «силовых ресурсах» и готовности их применить на сбоях путинского транзита обрывочны и безответственны. Не различают два вида применения силы – стратегическую и оперативную. Стратегической силой может стать только та, которая выдвинется на перехват «последней мили» и заявит намерение принять на себя ответственность за государство целиком. Ясно, что таких сил немного.

Но и все другие участники игры ищут и должны успеть найти доступ к оперативным силовым средствам – своим либо арендованным у коллег по сговору. Тут вперед выходят держатели специальных активов, как батальон «Север» или Петербургская лаборатория ядов.

Выборы на «последней миле»

Много и легкомысленно предсказывают отмену института президентских выборов – вообще или применительно к Путину (что опять-таки создает перспективу их отмены вообще). Здесь, однако, следует учесть стратегическую «вилку»: в каком случае выборы можно обойти? Только если речь шла бы о человеке, столь самоочевидном в роли преемника, что выборов не требует. Но его нет, и тогда выборы – единственный способ добиться признания нового лица во главе России. Выйти из этой вилки можно только путем coup d’etat, но диктатура породит неустойчивую, а значит, снова временную ситуацию нелегитимного руководства.

Отсюда следует, что без экстраординарно острой ситуации войны или общего коллапса наиболее вероятный сценарий преемства – президентские выборы. А вот будут ли выборы в конце «последней мили» открытыми и конкурентными, неясно. В конкурентном варианте легитимность преемника возрастает, но тогда возникают и новые обязательства по политической либерализации Системы.

Doomsday Machine

Говорить о склонности Системы инициировать чрезвычайные ситуации вер­но, но слишком общо. С точки зрения Кремля речь о вполне рациональной политике самозащиты угрозами в интересах Системы РФ.

Угроза является атомарным актом постановочной активности в Системе. Она служит разрешению конфликта с внешним или внутренним игроком либо сдерживанию противников на расстоянии. Кремль видит в Системе надежный ансамбль создания угроз ad hoc и безопасного нарушения правил. Система РФ – постоянно работающий генератор конфликтов слабого накала. Своего рода «машина Страшного суда» – Doomsday Machine, но запущенная пока что не на всю мощность.

Для аномальной системы такова ее норма. Но в динамической ее модели полезно предусмотреть параметры потери ею управляемости. Это связано с той же практикой делегирования, плодящего размытые формы удаленной власти. Все они нестабильны. Верхи Системы балансируют на грани заведомо неуправляемых эскалаций, то зная об этом, то нет.

В годы холодной войны был распространен мем «балансирования на грани катастрофы». Горбачевская деэскалация искала и нашла выход из этого состояния. По иронии истории, в результате возникла Система РФ, вечно балансирующая на грани катастроф – не всегда военных, но неизменно рискованных.

В цепи событий 2018 года президентские выборы в марте были последним предсказуемым событием. Они запустили цепь спонтанных эскалаций, где следующая возникает при попытке сбалансировать предыдущую.

Соблазн окончательного эскалирования

Стилистика и практика Системы мешают предвидеть поворотные пункты, которых та могла избежать. Таким поворотным пунктом стала аннексия Крыма. Следующим поворотным пунктом может стать точка Большой эскалации – терминальная точка Системы­.

Цели властных операций трудно увязать с продвижением к ним, и Центр не покидает соблазн обострить крайности. Идея Большой эскалации – мечта об одноразовом конечном упрощении всего (страны, мира и собственных планов) ради избавления от мук проклятой неопределенности. Осенью 2018-го Путин мечтает так: «Было бы очень хорошо, если бы все желающие сразу ввели бы все санкции против России. Тогда бы мы смогли использовать все инструменты для защиты своих национальных интересов, и у нас была бы возможность ответить так, как мы действительно можем». Четкая формула. Россия нужна президенту только для самого крайнего ответа. Эта суицидальная тяга неудалима из Системы полностью.

Идея Б-эскалации остается призраком, прямо не разрабатываемым. Но, возможно, именно она станет для Системы финальным решением.