– Что? – рявкнула я.

– Полагаю, она уже все поняла. – Он кивнул в сторону моей ассистентки.

– Пожалуйста, не вмешивайся, – сухо возразила я. – Это моя подчиненная.

После чего переключилась на плачущую девушку:

– Возьмите себя в руки и принимайтесь наконец за работу. И быстро!

Я двинулась к своему столу, массируя виски. Неужели из-за этих кретинов у меня разыграется мигрень?! Я бросила на них злой взгляд – он похлопывал ее по спине, успокаивая. Можно подумать, ей только что сообщили о неизлечимой болезни.

В десять все сидели за столом, готовые к началу обсуждения. По одну сторону – Бертран и я, а между нами Габриэль в сопровождении двух своих сотрудников и трех адвокатов. По другую – партнеры по переговорам со своими переводчиками и консультантами: оказалось, что они тоже отлично подготовились и собирались упорно отстаивать свою позицию, ни в чем не уступая. Бертран взял на себя перевод на французский для нашего клиента, по-английски должна была говорить только я, обращаясь непосредственно к нашим собеседникам. К вечеру второго дня начало вырисовываться согласие, чему мы все были бесконечно рады. Когда мы остались одни в переговорной, Габриэль пригласил нас с Бертраном на ужин. Мой начальник принял приглашение и повернулся ко мне.

– Большое спасибо, но я предпочитаю еще кое-что проверить перед завтрашней встречей.

– Вы проявляете невероятное усердие, – ухмыльнулся Габриэль.

– Увидим, насколько я усердна, когда вы будете довольны своим договором!

Меня удивило раздражение, прозвучавшее в моем голосе, и излучаемая мной агрессивность.

– Расслабьтесь, Яэль! Я как раз потому и приглашаю вас на ужин, что удовлетворен. Вы были великолепны. Вы оба. Позвольте себе передышку.

– У тебя нет выбора, – настойчиво произнес Бертран.

Ужин превратился в настоящую пытку, я просто физически ощущала, как зря трачу время. Я могла быть в офисе, работать, готовиться к последнему дню или же попробовать наверстать отставание по остальным досье. Вместо этого мне приходилось слушать их болтовню обо всем и ни о чем. Можно подумать, они специально обсуждали что угодно, только не наши переговоры. Почему они такие легкомысленные? Как им удается столь небрежно относиться к делам? И откуда у них такой аппетит? Я ковырялась вилкой в тарелке, и мне кусок не лез в глотку. После какой-то фразы оба непринужденно расхохотались, а я не могла понять, что их так развеселило. Тогда я внимательнее прислушалась. Бертран расспрашивал Габриэля о блистательном успехе его супруги.

– Между прочим, Яэль, Ирис по-прежнему ждет вас в мастерской. Бертран, предоставьте ей немного свободного времени, чтобы она передохнула и заказала что-нибудь у моей жены!

– Ей мое разрешение не требуется! Но вообще-то – прекрасная идея!

Да, мой шеф явно сходит с ума…

– Поблагодарите ее от меня, но мне действительно некогда. – Я окончательно заупрямилась.

Бертран разочарованно покачал головой.

– Суровая вы девушка, – пришел к выводу Габриэль.

Как эти двое могли настолько забыть том, что стоит на кону в переговорах? За десертом я почувствовала, как у меня кровь прилила к лицу, ладони стали влажными, а кончики пальцев заледенели. Малейший звон приборов отдавался внутри черепной коробки. Я стиснула зубы и не произнесла ни слова до самого окончания ужина. Долгожданное избавление наконец-то пришло – к счастью, потому что больше я бы не выдержала. Бертран вызвал нам двоим такси, а Габриэль, как всегда, умчался на мотоцикле.

Мне удалось сдерживать до дома подкатывающую к горлу тошноту. Ночь была ужасной, после скудной еды меня рвало желчью, поскольку в желудке ничего не было. Я была настолько слаба, что, когда приступ рвоты прошел, осталась сидеть на полу возле унитаза, обхватив его руками. Проходили минуты и часы. Лишь к половине шестого я как-то доковыляла до кровати и задремала. Когда зазвонил будильник, головная боль вернулась со страшной силой. Мне не сразу удалось сесть в постели, а когда я с трудом все же встала, комната опасно закачалась. Держась за стены, я добрела до ванной и вцепилась в умывальник, чтобы не упасть. Я посмотрела в зеркало и испугалась: лицо не бледное, а землистое, как у трупа, огромные, вполщеки черные круги. Трезво оценив свое состояние, я отказалась от бассейна, несмотря на то, что обычно это был лучший способ расслабиться и собраться с силами. Мне понадобилось больше часа на сборы, настолько мне было плохо; к тому же пришлось изрядно поработать над собой, чтобы можно было появиться на людях. Впрочем, мои старания были тщетны: толстый слой тонального крема ничего не изменил, краски так и не проступили на моих щеках. Я надела черную узкую юбку и заметила, что она на мне болтается. Когда я успела так похудеть? Я взгромоздилась на свои шпильки, и меня качнуло. Но выбора у меня все равно не было, не могла же я сдаться в двух шагах от цели. Перед выходом я проглотила коктейль из аспирина и гуронсана, держа кулаки за то, чтобы это волшебное средство не выплеснулось наружу. Когда я диктовала водителю адрес агентства, я не узнала собственный голос. Что не помешало ему отдаваться мучительной болью в голове. Всю дорогу я не открывала глаза и старалась дышать глубоко и медленно. Я использовала жалкие остатки сил, чтобы возвести вокруг себя защитную стенку. Однако борьба с дрожью и холодным потом поглощала всю мою энергию.

Входя в переговорную, я ухватилась за дверь – испугалась, как бы не потерять сознание.

– Плохо себя чувствуешь? – спросил неожиданно появившийся за моей спиной Бертран.

– Нет, нет, не беспокойтесь, все в порядке, – с трудом ответила я едва слышным голосом.

– Не верится, – холодно возразил он. – Я могу сегодня справиться сам…

– Ни за что!

– Ты ничего от меня не скрываешь?

– Нет, конечно нет.

Он покачал головой, явно ни на грош мне не веря. Все было плохо, совсем-совсем плохо. Я села слева от Габриэля, Бертран справа. Я положила ладони на стол, они начали дрожать, я быстро опустила их на колени, за секунду до этого поймав на них взгляд начальника. Я пришла в ярость: тело предавало меня в решающий момент. Я призвала все свои силы, чтобы сосредоточиться, заставила себя забыть обо всем, что не относилось к досье, перестала слышать неровный стук своего сердца, сжала кулаки, выпрямилась и уперлась взглядом в наших партнеров по переговорам. Несмотря на все усилия, мне не удавалось прийти в рабочее состояние: я лихорадочно искала нужную информацию в своих записях, путала слова, говорила на смеси английского и французского, теребила руки, непрерывно моргала, не давая векам захлопнуться. Несколько раз Бертран поправлял меня. От обеда он отказался, и мне пришлось переводить в одиночку, поддерживая связь между Габриэлем и его будущим компаньоном, перед которыми наши ассистентки поставили подносы с заказанными блюдами. Перед окончанием перерыва некоторые из участников вышли размять ноги, и я воспользовалась паузой, чтобы сбежать в туалет и спрятаться от их внимания. К моему облегчению, тошнота не вернулась, та горсточка пищи, которую мне удалось проглотить, возможно, останется сегодня в желудке. Еще каких-то несколько часов, и я смогу отдохнуть. Осознание того, что подобная мысль пришла мне в голову, потрясло меня: оказывается, я хочу отдохнуть и, возможно, даже нуждаюсь в этом. Вот только и речи не может быть, чтобы проявить сейчас слабость. Я пообещала себе вернуться домой раньше, чем обычно, как только представится такая возможность, сразу проглотить снотворное и поспать сегодня подольше. Да, я на нервах, но только потому, что утром поленилась и отказалась от бассейна. Когда я вернулась в офис, Бертран что-то обсуждал с моей ассистенткой, и они оба повернули ко мне голову.