Работал он споро и молча, дав указание Тане стоять на стреме. Наконец, потный и раскрасневшийся, вышел к ней, вытирая лицо и руки носовым платком. Кинул ей: «Можешь уходить», – и шмыгнул сам вон, быстро нырнув под заграждение, скрылся из вида, унося в кожаной сумке смертоносную машинку. Что ж, эта машинка будет использована по назначению. Так она решила, и Фахри согласился…

Таня зажмурилась и улыбнулась – нравственная симметрия и эстетическая завершенность предстоящей акции были безукоризненны.

– Перебор у тебя получился, явный перебор, – задумчиво проговорил Шеров.

– У нас, – тихо поправила Таня.

– Только не надо меряться ответственностью, ладно? На обоих с избытком хватит. Дело ведь не в том, кто что сотворил, а в том, кто какие следы оставил. Взорванная машина на Московском шоссе, два трупа…

– Жуть! – Таня поежилась. – Кто ж знал, что Серега имел привычку с собой боеприпасы возить?

– Ты так ставишь вопрос? – Взгляд Шерова был колюч. – Что ж, версия имеет право на существование. Однако в сочетании с трупом на Моховой…

– Но этот-то не криминальный! Помер дедок от обширного инфаркта.

– Да, но какое совпадение! Умирает известный коллекционер, в тот же день погибает единственная наследница, за день до этого зверски избит Секретаренко – доверенное лицо коллекционера, бесследно исчезает некая Лада, вхожая в его дом и, между прочим, введенная туда покойной Муриной. От верных людей доподлинно известно, что сильно разыскивают эту Ладу…

– Пусть разыскивают. Я-то здесь при чем? Я в Одессе отдыхала.

– Под Одессой, в местечке с поэтическим названием Куяльник… Но если кто вздумает поглубже копнуть, треснет эта легенда по всем швам. Я, видишь ли, остерегаюсь выказывать особый интерес и не знаю, что конкретно им известно. Хватились ли нашей Мадонны, – слава Богу, сделка уже состоялась, – вышли ли на ту хатку, в которой ты жила, сняли ли отпечатки в квартире Мурина? А если сняли да и установили их идентичность с твоими?

– Мои-то у них откуда? – спросила Таня, уже зная ответ.

– От верблюда. Про юношеские свои похождения с Генералом забыла?

– Что ж ты в свое время не позаботился, чтобы их не стало? Я ведь тебе нужна была чистенькая.

– Из дела их изъяли, я проследил. Но в картотеку могли попасть, кто знает?

– А ты не знаешь? – Таня в упор посмотрела на Шерова.

Он отвел взгляд. Таня усмехнулась, стараясь не выдать внутренней дрожи.

– Сработала я чисто, и ты это знаешь. Ладу не найдут никогда, и пальчиков моих ни в какой картотеке нет. Скажи уж прямо – бздишь?

Шеров отвернулся, метнул в речку плоский голыш. Тот пару раз отскочил от поверхности и ушел в воду.

– Неуютно, – сказал он, глядя на круги, оставленные камнем. – Ты, Таня, становишься в моем хозяйстве ценностью, увы, отрицательной. Держать тебя при себе становится опасно. Перспективного исполнителя лишился, теперь вот шофера. Кто следующий?

– Надо понимать, ты на меня не только Серегу, но и Ларика вешаешь? Я, что ли, виновата, что они оба, как сговорившись, сами себя грохнули?

– Один гранату себе в салон положил, а второй прилепил к собственному днищу мину и нажал кнопочку? Удивительные способы самоубийства, ты не находишь?

Таня пожала плечами.

– Есть многое на свете, друг Горацио… Что ж, считай, что наше собеседование завершилось при полном взаимопонимании. Объяснять тебе, пожалуй, ничего не буду – прозвучит как попытка оправдаться. Только не в чем мне оправдываться, так было надо. Хочешь верь, хочешь – не верь. Впрочем, ты уже и так все решил.

– Решил… Решение далось мне нелегко. Но оставить все как есть – слишком большой риск.

– Понимаю и принимаю. Только уж выполни напоследок три моих просьбы, как-никак я тебе верой-правдой служила.

– Говори.

– Поклянись, что мужа моего, Павла, отпустишь с миром, когда он тебе уже не нужен будет.

– Да отпущу, конечно. Он и не поймет, что к чему.

– Но ты поклянись!

– Ну, клянусь, – усмехнувшись, сказал Шеров. – Чтоб мне с балкона упасть.

– Квартиру мою и долю, что от картины мне причитается, Аде отдашь. Скажешь, пусть сохранит дочке моей на совершеннолетие, только чтобы та не знала, что это ей от матери родной наследство…

– Та-ак… – с неподдельным удивлением протянул Шеров. – Вообще-то у меня несколько другие виды имелись, но если желаешь… Третья просьба?

– Третья? Позволь мне сегодня напиться до бесчувствия.

– Это еще зачем? – озабоченно спросил Шеров.

– Чтобы не почувствовала. Я же не враг тебе…

– Погоди, погоди, чтобы чего не почувствовала?

– Ну, как твои орлы меня резать будут. Или душить. Там я уже погостила, и ничего плохого в том не нашла. Но боли не хочу, мук не хочу, «обширный инфаркт» не устраивает…

Шеров обалдело посмотрел на нее и расхохотался.

– Сидела, значит, тут на солнышке и на заклание готовилась? Ну, Таня-Танюша, глупышка ты моя!

Он подвинулся к ней, обнял за плечи. Она не шелохнулась.

– Второй раз меня в злодеи записываешь, – продолжал Шеров. – Смотри, обижусь.

– А ты у нас агнец невинный! – Таня всхлипнула и, уронив голову на грудь Шерову, разрыдалась.

– Ну-ну… – Он провел ладонью по рыжим кудрям. – Все хорошо, все хорошо будет.

– Но я… Как же я теперь? Ты же решил… А что ты решил?

Она выпрямилась, посмотрела ему в глаза.

– Я решил выдать тебя замуж и отправить за бугор, – буднично сказал Шеров. – Пора тебе выходить на международный уровень.

Таня моргнула.

– Ты что, Шеров, совсем офонарел? Что я там делать буду?

– Найдешь. При твоих-то способностях…

– Лучше уж отпустил бы ты меня на все четыре.

– А вот этого не могу, не обессудь. Спокойно вздохну, лишь когда ты будешь далеко. Причем делать это надо по-быстрому, пока на твой след не встали плотно. Есть у меня один вариант…

– А скажи-ка мне, Шеров, ты ведь этот вариант еще до… до Сереги и Ларика продумал? Еще когда меня на дело подписывал? Жопу свою прикрывал, признайся?

Шеров молча поднялся.

– Пойдем, Танечка. Нас ждут.

В первый момент у нее аж дух перехватило, до того красив был молодой человек, при их появлении поспешно вскочивший с кресла. Большие светло-карие глаза в обрамлении густых черных ресниц, прямой точеный нос, копна жестких, чуть вьющихся черных волос. Строгий темно-серый костюм в широкую полоску подчеркивает широкие плечи и неправдоподобно тонкую талию. Пухлые губы распрямились в улыбке, блеснули ровные зубы. Ну прямо греческий бог Аполлон. Таня мгновенно поняла, что это и есть заграничный жених и что он ей крайне несимпатичен. Со второго кресла не спеша поднялся Архимед.