– Не беспокойтесь, дамы. Такому горячему парню, как я, мороз не страшен.

Шутка получилась так себе, но по крайней мере Пауль сохранил достоинство. На улице он поднял ворот пиджака и что есть сил побежал по запруженным улицам в направлении Мариенгассе. Он и в самом деле не ощущал холода, напротив – ему было жарко от разбиравшей его злости. Только когда он добрался до съемной квартиры и открыл ворота, почувствовал, что замерз. Он стряхнул с плеч снег и провел рукой по влажным волосам.

– Ах, господин Мельцер, – услышал Пауль хриплый голос пожилой дамы. – Сегодня, что ли, едете к вашей семье в Аугсбург?

Старуха сдавала жилье холостякам и студентам. Очевидно, целыми днями она только тем и занималась, что наблюдала за жизнью квартиросъемщиков и их гостей, поскольку все время торчала в своем кресле у окна.

– Здравствуйте, госпожа Хубер. Да, уже сегодня уезжаю в Аугсбург. Желаю вам хорошего праздника.

– Благодарю, молодой человек. Да уж, в моем возрасте о хороших праздниках разве что вспоминаешь…

«В целом я еще легко отделался, – размышлял Пауль. – Часы пока не отдадут на торги, а для поездки домой сгодится осеннее пальто, не такое теплое, но тоже из английской шерсти. По всей видимости, придется продать прекрасное конное седло. Кое-кто из моих друзей давно на него облизывался, однако не факт, что получится выручить за него триста пятьдесят марок». Наверное, все-таки не избежать разговора с матерью, которая могла бы компенсировать ему недостающее. Правда, он не хочет от нее таких подарков и выплатит все до последнего пфеннига.

На самом верху лестницы Пауль остановился. Кто-то ждал его перед дверью. Уж не Эдгар ли? Но нет: поднявшись, он увидел девушку. Черт возьми – Мицци. Только ее сейчас не хватало.

– Привет, Пауль. Я смотрю, ты удивлен моим приходом.

– Есть немного…

Он увидел, что она дрожит, и поспешил открыть комнату. Сегодня днем он сильно натопил печку, так что немного тепла должно было сохраниться. Девушка юркнула внутрь, остановилась посреди комнаты и повернулась к Паулю.

– Прибраться у тебя?

– Нет, Мицци. Можешь помочь мне собрать вещи. Я сегодня еду домой.

На ее лице отразилось разочарование. Она не была красавицей, но смех делал ее привлекательной. Девочка, которая за горячую еду и пару пфеннигов спала со студентами, впридачу убирала их комнаты и готовила еду. В постели она была умелой, опытной. Ее никогда не благодарили. Посылали за пивом и брецелями, купить сигарет, передать сокурснику записку. Мицци не роптала: делала, что поручали, шла, куда просили.

– Я уж так и подумала, что ты домой поедешь, – с улыбкой сказала девушка. – Почти все проводят Рождество у родителей. Так и надо. Уложить твои вещи в чемодан?

Она знала, где у Пауля хранится чемодан, вытащила его и стала аккуратно складывать одежду, которую он ей передавал. Вообще-то это было лишним, вещи все равно пойдут в стирку.

– А ты, Мицци? Ты в сочельник тоже у родителей будешь?

Она пожала плечами.

– Да как сказать. Может, загляну к маме. Но у нее новый кавалер, и он мне не нравится – больно ушастый…

Она засмеялась и спросила, нет будет ли у Пауля полчасика.

– Я ничего не возьму. Просто потому что я тебя люблю. И потом, скоро Рождество.

– Нет, Мицци. У меня поезд. Мне надо идти…

Ему было бесконечно ее жаль. И почему он раньше не думал о ней? Мицци с самого начала была частью его студенческой жизни, точно так же, как лекции, как вечера в студенческом клубе «Teutonia» или дуэли на шпагах, в которых Пауль время от времени участвовал. Сейчас он вдруг спросил себя, было ли у Мицци где жить и что есть.

– Вот, возьми, подарок тебе на Рождество. – Он достал из портмоне десять марок, больше он дать не мог, деньги были нужны на билет. Подарки он купит в Аугсбурге, сколько-то денег еще оставалось в его письменном столе. Или придумает что-нибудь. Китти хорошо, она дарит свои картинки. Может, получится написать стихотворение?

– Спасибо, Пауль. Ты очень милый. Желаю тебе…

Пауль почувствовал облегчение, когда спустился вместе с Мицци по лестнице. По крайней мере, одно хорошее дело сегодня он сделал. Он почти гордился собой. Лишь когда Мицци пошла в пивную, Пауль засомневался.

Что ж, пусть даже и так, думал он. Дома в холле сейчас стоит большая елка, женщины украшают ее красными лентами и выпечкой. Дом встретит его ароматом хвои и имбирных пряников – как и каждый год.

Уже сидя в поезде, он с предвкушением подумал о предстоящем празднике. И как славно, что в Мюнхен он вернется только через две недели.

14

Дорогой господин лейтенант!

Обращаясь к Вам с этим письмом, я искренне надеюсь, что Вы не истолкуете мои слова превратно. Жизнь посылает нам испытания и не уберегает от ошибок, никто – даже самые умные из нас – не гарантирован от этого. Вы не исключение, мой дорой лейтенант…

Она остановилась и пробежала глазами по строчкам. Решительно вычеркнула «искренне» и заменила его простым «очень». Кроме того, она решила по-другому начать последнее предложение. Не нужно повторно указывать лейтенанту на ошибки. Важнее сыграть на его самолюбии. Бедный парень, верно, будет в отчаянии, когда получит письмо. Глупости, которые написала Китти, Элизабет выбросила в камин, а вместо них сформулировала холодный и недвусмысленный отказ:

Сожалею, но я не могу ответить на Ваши чувства, поэтому прошу воздержаться от дальнейших притязаний.

С тех пор вестей от него не было. Если он и теперь соскочит с крючка, все ее усилия оказались напрасными.

Элизабет закрутила колпачок на перьевой ручке и задумчиво посмотрела в окно. С серого неба падали крупные хлопья, сквозь заснеженный парк, словно серая лента, вилась очищенная от снега дорожка. Элизабет увидела две темные фигуры: на маме была широкополая, с темной вуалью, шляпа, на папе – черное зимнее пальто и сапоги. К удивлению Элизабет, этим субботним утром папа целый лишний час посвятил семье. Прищурив глаза, Элизабет попыталась разглядеть лица родителей, но расстояние не позволяло. Однако судя по жестикуляции, они разговаривали на повышенных тонах.

… В последние недели я пережила немало тяжелых минут, много времени провела в раздумьях о путях Господних. Зато теперь я знаю, что темнота не может побороть свет, что ошибки прощаются Господом, если ты всерьез намерен пойти праведным путем…

Элизабет отодвинула от себя листок и вновь кое-что поменяла. «Пережила» исправила