В главе 3 приведены документальные доказательства попыток антироссийских групп манипулировать прошлым для того, чтобы утвердить образ России как страны, потерпевшей поражение и стремящейся к пересмотру итогов «холодной войны», бросающей вызов господству Америки. Конкретно я рассматриваю то, как лобби представляет роль России в «холодной войне» и оккупацию стран Восточной Европы. В главах 4–7 рассмотрены соответственно борьба с терроризмом на Кавказе, отношение к политической системе России, ее стратегическим возможностям и энергетическим ресурсам. В каждой главе приведены документальные подтверждения роли, которую играли антироссийские СМИ, организации и политические предприниматели в подрыве многообещающего партнерства с Россией после 11 сентября 2001 года. Для достижения своих целей члены лобби в частном порядке и публично отстаивали независимость Чечни, обучали и финансировали оппозицию Кремлю, поддерживали приближение военной инфраструктуры Запада к границам России и оказывали энергичное противодействие внутренней и внешней политике Кремля.

В заключительной главе предложен иной подход к России. Именно он может привести к формированию прочного американо-российского партнерства. В этой главе в порядке гипотезы выделены социальные и политические группы, которые со временем смогут разрушить господство русофобии в американской политике. Я отстаиваю представление об американских интересах, исходящих в своей деятельности из понимания России как нормальной, восстанавливающей свои силы державы, стремящейся к миру, стабильности и сотрудничеству со странами Запада.

Русофобия возвращается тогда, когда поверхностный оптимизм переходит в разочарование и эйфория Запада проходит… Новую русофобию выражали не правительства. Она находила выражение в заявлениях вытесненных из политики людей, в статьях ученых экспертов, в сенсационных публикациях журналистов и в продуктах индустрии развлечений.

Rodric Braithwaite[2]. «Across the Moscow River», 20021

Русофобия — не миф, не изобретение «красно-коричневых», а реальное явление политического мышления основных политических научно-исследовательских и аналитических центров Запада… Проамериканская «игра в уступки», которую проводили Ельцин и Козырев, получила одобрение за океаном. Есть основания говорить, что от этого периода у Запада осталась иллюзия того, что роль России заключается в служении интересах Вашингтона и что Россия будет играть эту роль и в дальнейшем.

Сергей Микоян. «Международные отношения», октябрь 2006 года2

В этой главе сформулирована теория русофобии и влияния русофобского лобби на политику США в отношении России. Я рассматриваю цели лобби как тактику, с помощью которой лобби достигает своих целей, историю формирования лобби и обретения им могущества, а также условия сохранения влияния лобби после событий 11 сентября 2001 года. Я доказываю, что русофобия играет важную роль, позволяя гегемонистским американским элитам оказывать давление на Россию и требовать от нее экономических и политических уступок в период после окончания «холодной войны».

Главная цель лобби заключается в сохранении и укреплении власти Америки в мире, возникшем после «холодной войны», с помощью имперской или гегемонистской политики. Лобби рассматривает Россию с ее внушительной ядерной мощью, энергетическими ресурсами и важным геостратегическим положением как одно из главных препятствий к достижению этой цели. Даже в 90-х годах ХХ века, когда Россия казалась скорее несостоявшимся государством3, чем государством, способным проецировать свою мощь, некоторые представители американского политического класса выражали беспокойство по поводу будущего возрождения евразийского гиганта в качестве державы, стремящейся к пересмотру системы международных отношений. По мнению этих людей, необходимо было держать Россию в состоянии военной и экономической слабости не столько из-за эмоциональной ненависти к русскому народу и его культуре, сколько по соображениям сохранения безопасности Америки и продвижения ее ценностей во всем мире. Для многих членов лобби русофобия стала полезным инструментом оказания давления на Россию и контролирования ее политики. Некоторые члены лобби вынашивали идею подрыва и, возможно, расчленения России как личный план, а для других такое отношение к России было необходимостью, продиктованной соображениями борьбы за власть и реалиями международной политики. Согласно этому господствующему взгляду на международные отношения, в «новом американском столетии» попросту нет места державам-конкурентам, и Америке судьбой предназначено принять, в конце концов, контроль над представляющими возможную угрозу военными потенциалами и энергетическими запасами других стран. Упоминая о больших вооруженных силах России и Китая, два основателя организации «Проект нового американского столетия» Уильям Кристол и Роберт Каган утверждали, что «американским государственным деятелям сегодня следовало бы признать, что их задача заключается не в ожидании следующей огромной угрозы, а скорее в формировании такой международной среды, которая, прежде всего, предотвращала бы возникновение этой угрозы»4. Россия должна или добровольно согласиться оказывать США помощь в сохранении их статуса мировой державы, или Россию надо заставить согласиться с такой ролью. Россия должна была или следовать американской интерпретации мировых процессов и создать политическую и экономическую систему, достаточно открытую влиянию Америки, или стать государством-изгоем, запятнанным обвинениями в пагубном, вредном поведении и опасающемся за свое выживание в мире, где верховодит Америка. С точки зрения гегемонистски мыслящих американских элит иного варианта у России просто не было.

Эти гегемонистские настроения в общем и целом соответствовали идеям, господствовавшим а американском истеблишменте после окончания «холодной войны». Например, воссоединение Германии и усиливающийся развал СССР в 1989 году некоторые представители американского истеблишмента назвали «лучшим из когда-либо существовавших периодов внешней политики США»5. Збигнев Бжезинский, бывший советник президента Джимми Картера по вопросам национальной безопасности, предвкушал грядущую победу Запада и праздновал «огромный провал» СССР6. По мнению Бжезинского, советское «тоталитарное» государство было неспособно к реформированию и поэтому падение коммунизма было необратимым и неизбежным. Коммунистическая идеология делала «практику и догму системы скорее не соответствующими условиями человеческого существования», и коммунизм будут вспоминать как «политическую и интеллектуальную аберрацию» ХХ века7. Другие комментаторы выступали за распространение западных ценностей по всему миру. В 1990 году Фрэнсис Фукуяма первым сформулировал тезис о триумфальном «конце истории», утверждая, что в мире утверждается господство рыночной экономики западного типа8. Марк Платтнер провозгласил возникновение «мира, в котором демократия господствует как единственный общий принцип легитимности»9. Когда советская система действительно рухнула, ведущий журнал истеблишмента Foreign Affairs заявил: «Советская система рухнула потому, что она была такой, какой была, или, говоря точнее, из-за того, чем она не была». Запад «победил» потому, что демократии были свободны, процветали и преуспевали, потому что демократии действовали по справедливости — или убедительно пытались делать это»10. Другие же — такие как Чарльз Краутхаммер, например, — заходили настолько далеко, что провозглашали пришествие США «моментом однополярности», периодом, в котором военный, экономический и идеологический потенциал только одной сверхдержавы, США, будет превосходить возможности всех остальных стран мира11.