Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никаких тайн, молодой человек! — От стужи в помещении старичок нахохлился, но тут же задиристо выпрямился. — Я делаю мозаику для Московского метро.
Сергей был поражён:
— Но ведь сейчас война!
— Ну и что? — Выйдя из-за стола, старик подошёл к наборному полотну с ликом Христа и ласково погладил нимб заскорузлыми пальцами. — Войны заканчиваются, а прекрасное остаётся навечно. Я вам больше скажу: созданное в трудные времена всегда несёт в себе большую глубину. Да, да, да, и не спорьте!
Ростом он едва доставал Сергею до плеча, и со спины его можно было принять за подростка. Но упрямый взгляд стальных глаз подсказывал, что старик — человек несгибаемой воли.
Сергей с уважением посмотрел на его натруженные руки, подумав, какой титанический труд они проделали за долгие годы. Он снова обвёл глазами сияющие смальтами картины. Они напоминали ему что-то очень знакомое и близкое с детства. В памяти пронёсся хоровод красок, отражающихся в зеркале тёмной воды.
— Я понял! — Догадка изумила Сергея. — Это вы делали мозаики в церкви Спаса-на-Крови. Той, что на месте гибели императора Александра Второго! Это могли сделать только вы!
Старик наклонил голову в полупоклоне:
— Так точно, я, ваш покорный слуга. И в Феодоровском Государевом соборе тоже мои мозаики. И в Марфо-Мариинской обители, и в Почаевской лавре, и в Кронштадтском соборе.
Перечисляя творения, он невольно улыбался, словно окликал по именам своих детей.
Представив себе махины соборов, украшенных чудными панно, Сергей восхитился. Он никогда не задумывался об их создателях, но эти соборы казались ему вечными.
Он искренне сказал:
— Я не воображал, что когда-нибудь познакомлюсь с человеком, сотворившим такое чудо.
— Положим, мозаики делал не один я. — Старик пожал плечами. — У меня были помощники. Это сейчас никого нет: кто на войну ушёл, а кто скончался от голода. Мозаикой начал заниматься ещё мой отец, а я, как видите, продолжил. Позвольте представиться: Владимир Александрович Фролов — мастер-мозаичист.
— Очень приятно, — сказал Сергей, с благоговением пожав протянутую руку — сухую и иззябшую. — А я Сергей Медянов, шофёр.
— Шофер! Неужели?! — с радостным оживлением всплеснул руками Владимир Александрович. — А я уже перестал надеяться, хотел бежать сам искать попутку! Не иначе как мне вас Бог послал! — Он потянул Сергея к ящикам, цепочкой стоящих вдоль стены: — Вот груз. Мы должны спешить, чтобы доставить его на Ладогу и переправить на Большую землю. Навигация закрывается, а эти ящики не должны пропасть. Здесь плафоны для Московского метро. Знаете, когда я упаковывал мозаики, то подумал, что это последняя моя работа. Силы уже не те, хотя ещё поборемся, надо одолеть проклятую даму с косой и в белом саване.
Вдвоём они поволокли ящики к машине, и Сергей подивился, как мог этот хрупкий человек один упаковать такую непомерную тяжесть. Ящики со снарядами были не в пример легче.
Загрузить ящики в кузов помогли двое военных, проходивших по набережной.
— Сергей, голубчик, пожалуйста, побыстрее, — умолял Владимир Александрович, — я сердцем чувствую, что промедление может оказаться фатальным.
Нетерпение Фролова передалось и Сергею, поэтому всю дорогу он гнал с одной мыслью: успеть, хотя плохо представлял себе, куда надо ехать.
И всё-таки они победили! Когда полуторка вырулила к пристани, от неё отшвартовывалась низкобортная посудина с закопчённой рубкой и свежезалатанными пробоинами на корме.
— Опоздал, сынок, последний корабль ушёл, — сказала Сергею старушка в красном платке, едва он выскочил из машины, — я на нём внука отправила, видишь, вон там стоит, канат скручивает.
Мельком глянув на старушку, Сергей кинулся к причалу, размахивая руками не хуже ветряной мельницы:
— Стой! Подожди!
Владимир Александрович спешил сзади. Сергей слышал его тяжёлое свистящее дыхание, перемежавшееся словами: «Боженька, помоги», и эта наивная просьба к Богу заставила его подскочить к судну и вцепиться руками в швартовый конец:
— Позовите капитана!
Молоденький матросик с девичьим румянцем во всю щеку недовольно выпрямился и крикнул в сторону рубки:
— Товарищ капитан, вас тут какие-то ненормальные требуют!
Хотя суровый вид капитана не предвещал ничего хорошего, Фролову удалось уговорить его взять ящики. Потом, стоя под пронизывающим ветром, он долго смотрел вслед уходящему судну, пока Сергей бережно не подхватил его под локоть:
— Пойдёмте, Владимир Александрович, простудитесь.
Всю обратную дорогу Владимир Александрович обессиленно дремал, и Сергей вёл машину так аккуратно, словно ехал не по разбитой грунтовке, а по мягкому облаку. Глядя на устало лежащие на коленях руки мастера, он думал, что судьба свела его с великим человеком несгибаемой воли[13].
* * *
Постанывая и тяжело шаркая ногами, Михаил Михайлович Гришин прошёл мимо кухни с забитым фанерой оконным проёмом, достал ключ и открыл навесной замок своей комнаты. Из-за поддетого под пальто толстого свитера шевелить рукой удавалось с трудом. Гришин даже вспотел, но, как говорится, пар костей не ломит. На улице выстоялась морозная погода, не хватало ещё подхватить инфлюэнцию.
За притворённой дверью своего мирка он распрямил спину, вместе с пальто сбрасывая с себя облик тяжелобольного. Окна плотно зашторены чёрной светомаскировкой, дверь заперта, и можно позволить себе стать самим собой.
Из принесённой сумки Гришин выгрузил на стол две банки армейской тушёнки и десять плиток шоколада. Ушлая торговка на чёрном рынке предлагала яичный порошок для омлета, но Михаил Михайлович решил отложить покупку на следующий раз, а вместо яичного порошка купил кулёк макарон для Лерочки. Надо подкормить дочку, когда придёт в увольнение, а то она совсем высохла в своём госпитале.
Неловко, что каждый раз приходилось выкручиваться, объясняя Лере, откуда берутся продукты. Не станешь же рассказывать про золотые часы, надёжно припрятанные в неработающей батарее.
Растопив печурку кругляками, купленными по сходной цене, Гришин поставил греться чайник, чтобы попить горячего шоколада. Он любил растворить в чашке несколько долек и потом весь вечер прихлёбывать какао, воображая, как закончится война, Лерочка выйдет замуж, нарожает ему внуков, и он будет рассказывать им про суровые военные будни. Пусть подрастающее поколение помнит, какой ценой досталась победа их дедам.
Тушёнку приходилось глотать холодной, чтобы по квартире не растекался вкусный запах горячего жаркого, сдобренного лавровым листом. Не приведи Бог соседка заподозрит, напишет жалобу, придут к нему с обыском, и доказывай потом в НКВД, что ты никого не убил, а тратишь дядино наследство, заработанное непосильным трудом.
Чтобы не встречаться с соседкой, Гришин выходил из комнаты только по необходимости: за продуктами, за водой или вылить на двор ведро с нечистотами.
Хорошо хоть Алевтина девчонок своих не выпускала, они сидели тихо, и за всё время их проживания Михаил Михайлович только один раз слышал детский плач.
Вскипятив