Затем он хлопнул в ладоши и присоединился к публике, тоже посмеиваясь, однако, приблизившись к краю сцены, он сжал губы и едва заметно кивнул своему ассистенту, Тоберману, который стоял за кулисами и ждал распоряжений.

«Хороший парень. Молодой, но увлеченный. Трудолюбивый. Рудники – не место для него. Проявляет инициативу. Рад, что прихватил его с собой».

По сигналу Стилтона Тоберман коснулся края своей плоской кепки и, пригнувшись, скрылся. Мгновение спустя, когда Стилтон обвел взглядом публику, освещение на импровизированной сцене вдруг погасло, и он оказался освещен лишь ярким белым светом от нижнего софита, расположенного прямо перед ним. Для более убедительного жутковатого эффекта Стилтон склонился вперед над прожектором – он знал, как это выглядит со стороны, поскольку ранее в полдень, расхаживая по залу и проверяя, что будет видно с любого возможного ракурса, он поставил на это самое место молодого Тобермана. Кто-то из зрителей ахнул. Улыбка Стилтона вернулась.

«Так-то лучше».

– Дамы и господа, – произнес он, потирая руки. – То, что вы увидите сегодня вечером, демонстрируемое прямо перед глазами, раздвинет границы познания. Тема, которой посвящена лекция нашего выдающегося гостя, до сих пор лишь шепотом обсуждалась в святая святых Академии натурфилософии в нашем прекрасном стольном городе Дануолле.

Стилтон вглядывался в толпу, подняв руки так, чтобы – лишь на мгновение – создать тень около лица и увидеть что-нибудь в ярком свете софита. На Карнаку опустился очередной жаркий вечер, и публика, упакованная в свои лучшие наряды, обливалась потом в душном и влажном воздухе Королевской кунсткамеры. Большинство женщин махали веерами: те издавали звук, похожий на тихое гудение пчел, занятых работой.

Продажа билетов шла хорошо, даже очень хорошо, и зал был набит битком. Что еще более важно, в высших слоях серконского общества приглашения были приняты с удовольствием; Стилтон позволил себе задержать взгляд на Князе – Теоданисе Абеле, который сидел на огороженном возвышении слева от сцены вместе с сыном по имени Лука. Пару охраняли четыре офицера Парадной Серконской гвардии.

Стилтон чувствовал, как его распирает гордость. Организовать сегодняшнее представление – это был успех, после которого, естественно, по Карнаке разлетятся слухи о том, что Стилтон, преуспевающий бизнесмен, известный в основном благодаря состоянию, сколоченному за счет рудников, стал вдруг предаваться детским фантазиям, как это может сделать только богатый сумасброд. Кто-то полагал, что он вкладывает деньги в Королевскую кунсткамеру не из любви к искусству и культуре, но лишь затем, чтобы его имя было выгравировано первым в списке меценатов данного учреждения.

«Я им покажу. Всем покажу».

Стилтон кивнул тени Теоданиса.

«Хотя бы Тео в меня верит».

Еще мгновение он выдерживал паузу – один удар сердца, еще один – позволив тишине нарастать. Затем хлопнул в ладоши.

– С превеликим удовольствием хочу представить вам – только этим вечером – знаменитого натурфилософа. Гигант среди людей, интеллектуал, на которого мы можем лишь смотреть с восхищением, и вполне заслуженным, – он поклонился и отошел в сторону, указывая жестом в центр сцены. – Пожалуйста, поприветствуйте нашего прославленного лектора, бывшего руководителя Академии натурфилософии, профессора-эмерита Антона Соколова!

Толпа взорвалась аплодисментами, когда поднялся занавес – еще одна импровизированная конструкция, на которой Стилтон настаивал и которую удалось кое-как установить и даже заставить работать.

Он весь сиял, смакуя момент. Реакция публики была исключительно бурной и, похоже, искренней. Конечно, искренней. Он был прав. Они насмехались над ним, как насмехались и над всем, что он делал. Лекция? Вечер скучнейшего обсуждения натурфилософии? Тьфу. Они думали, это такая ерунда про новейшее оборудование для рудников, что никто не придет ее слушать. Думали, что он станет посмешищем. Что Арамис Стилтон и его высокие идеи еще больше отдалятся от карнакского общества. Он потер руки и скрылся за кулисами.

«О, до чего они неправы. Все они». Он был уверен в этом.

Занавес поднялся, и на сцене показались два кресла с откидными спинками. Они стояли на хромированных пьедесталах, расположенных в левой и правой части настила под углом около сорока пяти градусов, так, чтобы изголовья указывали в его центр. Между ними стояло некое высокое вытянутое приспособление.

Это был какой-то механизм. Конструкция из меди, бронзы и дерева, встроенная в восьмиугольное основание, в котором, повернутый к публике, гудел блестящий резервуар для китового жира. Над основанием под углом был установлен ряд панелей с переключателями, рычагами и шкалами. Над системой управления возвышались три металлические колонны – медная, бронзовая и серебряная. Они поднимались на два ярда в высоту и исчезали в низу огромной серебряной сферы. Посередине колонн, присоединенные блестящими скобами к двум стойкам, медной и бронзовой, располагались две шарнирные «руки», оканчивающиеся трехпалыми фиксаторами.

При появлении машины толпа ахнула, оценив ее, и поднялась очередная волна аплодисментов. Головы с вечерними прическами поворачивались друг к другу, зрители тихо переговаривались. Стилтон взглянул на королевскую ложу и увидел, что Теоданис склонился к сыну. Затем из левой кулисы вышел сам Антон Соколов, блистательный в своем длинном бархатном камзоле, расстегнутом, чтобы продемонстрировать изысканный вышитый жилет. Густая грива седых волос была гладко зачесана назад и блестела в голубом свете, исходившем от резервуара с жиром. Он подошел к краю сцены и кивнул в ответ на аплодисменты, поглаживая длинную бороду и глядя на зрителей из-под нависающих бровей.

– Спасибо вам, Арамис Стилтон, – сказал он, перекрикивая шум.

Затем Соколов прищурился и окинул публику холодным взглядом. Аплодисменты резко прекратились.

– В году тысяча восемьсот восьмом я поднялся на борт «Антонии Аквилло», следовавшей к Пандуссийскому континенту, как глава экспедиции из тридцати восьми человек, целью которой было добраться до этой великой земли и составить каталог ее многочисленной флоры и фауны.

Как многие из вас знают, в экспедиции не обошлось без опасностей, но несмотря на потери, которые мы начали нести с первого же дня после высадки, знания, полученные нами на этом континенте, бесценны. Однако, вернувшись в Дануолл – не в полном составе – многие месяцы спустя, мы привезли с собой нечто большее, чем знания. Мы привезли образцы. И не только образцы растений и животного мира, которые мы нашли в Пандуссии. Наша экспедиция имела еще географическую и геологическую цель.

Соколов обернулся к креслам и механизму в центре сцены. Он приблизился к ним, одной рукой жестикулируя, а другую заложив за спину.

– До сих пор определенные аспекты моей аналитической работы, касающейся геологии Пандуссийского континента, не публиковались и даже не обсуждались вне стен Академии натурфилософии. То, что я вам сегодня продемонстрирую, является итогом многолетнего исследования, но представляет собой лишь часть знания о том и долю потенциала того, что мне удалось открыть.