Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 29
«Мустанг» Лэнга подъезжает к въездной дорожке внушительного особняка Ньюмана, расположенного в элитном районе Уэстлейк. Мы оба подаемся вперед, чтобы получше разглядеть этот двухэтажный голубовато-серый шик. Лэнг присвистывает.
– Это ж добрых два ляма. Чувак, должно быть, в своем университете баксы гребет лопатой…
– Однозначно, – соглашаюсь я. – Хотя чего тут удивляться: по досье, от своего отца он унаследовал трастовый фонд в пять миллионов.
– Ты гляди. Богатства хоть жопой ешь, а ему все мало, – с горьким гневом цедит Лэнг. – Будь у меня пять миллионов, я бы ухлестывал за бабами, завел себе яхту, с пивка перешел бы на шампань. Однако чего бы я точно делать не стал, так это уходить на пенсию из-за таких говноедов, как он. Вот ей-богу. У этого чувака есть все, а он до сих пор не уймется и истязает людей.
– Причем не думает с этим заканчивать, – подбавляю я.
Он резко поворачивается в мою сторону.
– Ты ведь знаешь, деньги и власть подобны стейку с кровью. Окружная прокуратура со своей беззубостью так просто и не прожует. Черта с два дадут нам его арестовать без охрененного вороха доказательств.
– А вот я сегодня свяжусь с прокуратурой и выясню, что им нужно предъявить для задержания.
– Ага. Ты это сделаешь, а они возьмут и завибрируют, когда он подошлет чертяку-адвоката, готового спалить здание суда, лишь бы отмазать его от тюрьмы.
– Тогда, думаю, нам лучше закрыть это дело, – говорю я, открывая дверцу.
Лэнг что-то бессвязно бормочет, делая то же самое со своей стороны.
Мы выходим из «Мустанга» и идем по обходной дорожке в обрамлении декоративных камней и желтых цветов. В центре двора предусмотрен даже симпатичный деревянный стул. Снаружи все здесь кричит о домашнем уюте и гармонии, но, как известно, идеальных семей не бывает. Особенно при серийном убийце, использующем домашних в качестве прикрытия.
Мы входим на крытое крыльцо, где нас окружают керамические горшки с еще бóльшим количеством желтых цветов, и Лэнг нажимает на кнопку звонка. Долго ждать не приходится. Дверь открывается, и навстречу нам выходит женщина в джинсах, майке и таких же белых кроссовках «Чак Тейлор», в которых я люблю щеголять по выходным.
– Чем могу? – несколько растерянно спрашивает она. Зеленоглазка, каштановые волосы, бледная кожа. Килограммов пятьдесят пять, не больше.
Чем-то похожа на меня.
Не могу точно сказать, почему такое приходит в голову. То есть технически, по цвету кожи и росту, это можно сказать о многих. Но многие ли замужем за человеком, которого лично я полагаю серийным убийцей и который пас меня сегодня на утренней пробежке?
Лэнг показывает свой значок.
– Детектив Лэнгфорд, мэм. – Указывает на меня. – А это детектив Джаз. Мы можем задать вам несколько вопросов?
– О боже… – Ее глаза расширяются, в их глубине трепетный испуг. Хозяйка выходит на крыльцо и плотно прикрывает за собой дверь.
– Там внутри мои дети, – произносит она тихим, учащенным, настойчивым шепотом. – Что-нибудь случилось? Что-то с моим мужем?
От меня не укрывается ее интонация. Слово «муж» несколько акцентировано.
– А как вы полагаете, миссис Смит, что могло случиться с вашим мужем?
– С ним все в порядке? – Ее губы приоткрыты, дыхание прерывисто. – Он… в порядке?
– В порядке, – отвечаю я, удивленная тем, что Ньюман не предупредил ее о нашем возможном визите. И удивленная не просто, а, я бы сказала, изрядно. – Час назад мы видели его в кампусе.
Она поочередно нас оглядывает.
– А… что случилось?
– Мы расследуем убийство, – сообщает Лэнг. – И сейчас находимся в процессе устранения подозреваемых. Одного за другим, одного за другим…
– Да я… – Ее голос осекается из-за отсутствия слов, но она делает новую попытку: – Мой муж что, подозревается?
Ей известно.
Это то, что говорит мне данный вопрос.
На каком-то уровне она догадывается, что ее муж убийца. Очевидно, Лэнг тоже это улавливает, потому что начинает играть на этом:
– Отчего вы думаете, что ваш муж может быть к нему причастен?
– Я вам что, подозреваемая? – по-птичьи взлетает голос Бекки. – С какой такой стати? – Ее рука на груди сжимается в кулачок. – Боже мой, да кто вообще умер? Назовите!
– Майкл Саммер, например, – отвечаю я. – Он вам знаком?
Она часто моргает.
– Нет. – Ее брови напряженно сдвигаются. – Имя мне совершенно не знакомо. И что, меня все равно надо подозревать? Где же справедливость?
– Справедливость мы с вами обсудим позже, – отвечает Лэнг, не подтверждая и не опровергая ее статус подозреваемой. – Например, вы можете сказать, где были четырнадцатого числа?
– Это день рождения нашего сына, – без запинки отвечает женщина. – Мы его отмечали всей семьей. Были все вместе.
– И чем вместе занимались? – спрашиваю я.
– Ну как чем… Просто были здесь. – Бекки жестом обводит дом позади себя. – Небольшая семейная вечеринка, только мы и дети.
– С какого по какое время? – бдительно уточняет Лэнг.
– Да мы не считали, – она пожимает плечами. – И день, и вечер. Днем готовили барбекю у бассейна, а вечером заказали пиццу, которую ели под просмотр «Джуманджи»[5].
– Во сколько вы отправились спать? – спрашиваю я.
– Была суббота, так что детишки допоздна играли в «Монополию». Они ее любят. А мы с Ньюманом сели проверять работы: он – своих студентов, я – своих учеников.
– Дело нужное, – Лэнг кивает. – Во сколько же вы улеглись?
– Я – где-то в начале одиннадцатого. Ньюман, кажется, задержался подольше. Ну так у него и задания куда более сложные, чем мои.
– Если бы он ушел, вы бы об этом знали? – спрашивает Лэнг.
Женщина ощетинивается:
– Странный вопрос. Конечно. Но он не уходил.
Хотя именно это частенько происходит в ситуациях, связанных с семейными отношениями. Семейство спит, а убийца тихонько ускользает…
– У вас есть камеры наблюдения, способные подтвердить, что после десяти вечера из дома никто не выходил? – спрашивает Лэнг.
Губы Бекки сурово сжимаются.
– Таких камер у нас нет.
Лэнг вздергивает бровь:
– Ну и дом у вас… А как же безопасность для вас и ваших детей? Впрочем, мы проверим у соседей. У них камеры наверняка найдутся.
Бекки скрещивает на груди руки.
– Может, мы себе их тоже установим.
– Да, и напоследок, – якобы спохватываюсь я. – Хотелось бы взглянуть на коллекцию поэзии вашего мужа.
– Вы хотите… хотите взглянуть на… Нет! – Бекки выставляет перед собой руку. – Зайти в дом я вам позволить не могу, дети испугаются. Нет уж, извините. – Ее щеки жарко вспыхивают. –