— Приказание Киру, царю Аншана, предстать пред очи его господина Астиага до последнего дня месяца нисана.

После того как писцы записали его слова, молодой глашатай подошел вплотную к трону Кира в зале приемов, до сих пор не покрытом крышей.

— Слишком давно Астиаг хочет поприветствовать тебя, — спокойно сказал он.

При этих фальшивых словах ярость охватила Кира.

— Узрев меня, он забудет о приветствиях! — вскричал он.

Глашатай помедлил:

— Таков твой ответ?

— Да, — сказал Кир.

В тот месяц он не выезжал из своей долины. В теплые летние деньки появился иудей-купец, когда-то предлагавший Кассандане царский пурпур. На этот раз он отыскал ее в отдельном дворце и выразил свое восхищение ее новым великолепием — словно лилия в поле! Предложив ей редкие драгоценности по дорогой цене, он склонился пониже и шепотом передал новости с северной дороги:

— Я обогнал войско мидян, их поступь разносилась вокруг, как рев прибоя. Да, они двигались на юг, и Гарпаг, повелитель мидийского войска, ехал с ними.

Той же ночью Кир приказал зажечь сигнальные огни на вершинах, окружавших долину. Таким образом, он призывал своих персов вооружиться не для службы Мидии, а против Мидии.

Никогда еще Пастух персов не чувствовал такой гордости, как на рассвете, на большой северной дороге, выходившей в нисайские степи. Когда на небе исчезли последние звезды, шестьдесят сотен его асваранцев стояли у поводьев своих скакунов, повернувшись в сторону восходящего солнца. Тускло мерцали шлемы на их гордо поднятых головах, серебряные эмблемы на щитах и нашитые на одеждах металлические пластины. Увидев показавшийся краешек восходящего солнца, они хором вознесли молитву, чтобы дана была им сила и чтобы, как солнце разгоняет тьму, смогли они прогнать зло со своей земли. Как только флейты весело заиграли, они вскочили в седла и повернулись к темному скоплению врагов, неподвижно замершему на дороге между рекой и горным хребтом.

Ударами колен Кир направил вперед своего белого жеребца, бросив воинов Трех племен против войска мидян. Он все время подгонял лошадь, стараясь скакать впереди сотников. Не доставая луки из колчанов, воины поспешили за ним. В тот момент Киру хотелось громко кричать от радости. Неутомимые кони перешли в галоп, и вся масса понеслась в сторону нахальных знамен мидян и шеренг пеших воинов, невозмутимо ждавших за стеной огромных щитов и сомкнутых колючих рядов копий.

* * *

На заходе Кир покачивался в седле, вцепившись в чепрак. Раны, словно огнем, жгли его тело. Потемневший от пота конь спотыкался даже на ровной дороге. Вокруг, помогая ему удержаться в седле, молча теснились его воины. Справа от них садилось солнце, а позади оставалось поле битвы — трофей, доставшийся мидянам.

У Кира остались лишь обрывистые воспоминания о дне сражения: о свисте стрел вокруг, струившейся крови с боевых топоров, рубивших по лошадиным головам, и о стене кожаных щитов, стоявшей перед ним неколебимо, будто каменная. Когда верхний край солнца коснулся земли, Кир постарался выпрямиться и ясным голосом выкрикнул:

— Мы встретим их у ворот Парсагард! Погоним их с нашей родной земли, как сегодня они прогнали нас!

В ответ из рядов всадников донесся лишь ропот. Солнце скрылось, и темнота прикрывала отход персов. Кир покачнулся от слабости, и те, кто остался в живых из личной сотни, поддержали его за руки. Он заставил себя приступить к планированию обороны долины и города, не имевшего других стен, кроме гор.

Наступление нового дня Кир и его военачальники встретили на горе, наблюдая за колонной мидян, поднимавшейся по склону, словно неторопливая змея, выбиравшая себе дорогу.

Кир знал, что в этом месте он может остаться навсегда. Его силы были уже не те, что в северных степях. Очень немного всадников из отдаленных народов присоединилось к нему после его второго призыва. А ряды Трех племен после поражения поредели.

Старейшие военачальники советовали ему отвести народ на обширные западные равнины, где кочевали даи и стояла цитадель германиев. Персы могли быстро передвигаться со своими стадами. После их ухода мидянам в Парсагардах нечего было бы грабить и жечь.

Но Кир не соглашался. Он помнил, как часто Камбис называл их долину надежным убежищем. Если они уйдут отсюда, то снова превратятся в скитальцев, которым приходится сражаться за пастбища с другими племенами или искать какую-либо необитаемую землю. Хотя в то же время Кир понимал, что народ может надеяться лишь на него, но он уже показал, что ничего не смог противопоставить умению Гарпага.

Этот армянин на службе у Астиага знал секрет, как привести возглавляемое им войско к победе. Размышляя об этом, Кир понял, что способ остановить армию мидян есть, хотя отчаянный, но не безнадежный. По крайней мере, он без задержки приведет его к смерти или победе.

Он сам обдумывал возникший план, не доверяя его своим полководцам. Им не нужно было его знать, тогда, если он провалится, у них останется выбор действовать по своему усмотрению. Кир укрыл лагерь асваранцев от глаз неприятеля. Лишь несколько верховых дозоров наблюдали за ущельем, где мидийская армия, в своей ленивой манере подойдя ближе, начала располагаться на берегу реки.

Ночью, когда светильники в его палатке горели уже три часа, он вышел к охранникам, стоявшим у входа. Он приказал им тихо разбудить еще несколько человек, чтобы общее их число достигло двух десятков, оставить в лагере щиты и копья, прихватить с собой лишь длинные ножи да ручные топорики и в полной темноте присоединиться к нему.

Когда они собрались все вместе, Кир рассказал, что он собирается сделать. Он хотел пешком привести их в лагерь мидян. Они должны были пробраться мимо часовых, которые будут ожидать главным образом всадников. Под прикрытием темноты два десятка человек, на вид невооруженные, смогут попасть к шатру Гарпага, где стояли флаги армии. Затем, схватив начальника войска мидян, они смогут проложить себе дорогу из лагеря со своим пленником. Лишенная командования методичная мидийская армия не сможет, как считал Кир, вторично одолеть персов. Затем он спросил у этой двадцатки из своей сотни, хотят ли они рискнуть своими жизнями в этом рискованном предприятии.

Они сразу же согласились, но попытались убедить Кира не идти с ними. Тогда он вспомнил, что двоим воинам нужно было занять пост у входа в палатку и создавать видимость, будто Кир спал внутри. А остальных восемнадцать человек он повел по большому кругу мимо часовых-персов. Он уже знал, что часовые обычно смотрят в сторону вражеских рядов, и тщательно изучил участок земли между ними и заметным издалека шатром армянского полководца.

Как почти всякий отчаянный план, этот замысел Кира поначалу имел успех. Группка лазутчиков, не выпуская друг друга из виду, проползла мимо часовых, хорошо различимых на фоне ночного неба. Хотя лекари достаточно хорошо поработали над ранами Кира, чтобы он мог передвигаться легко, он быстро ослабел, и очень скоро это стало сказываться. Когда они добрались до воинских кожаных палаток, участники вылазки разделились на группы по три-четыре человека и наугад двинулись вперед. Те, у кого были топорики, держали их низко, у самой земли. До рассвета оставался еще добрый час, когда они достигли освещенного шатра вражеского начальника. Перед ним стояло и сидело с полдюжины копьеносцев. Свет был мерцающим, и Кир подумал, что в шатре зажжены факелы, которые им могут пригодиться.